— Интерес к людям и странам, наверное. Поиск полигаммы впечатлений.

— Как вы сказали: «полигамма впечатлений» — отлично подмечено. Я же — вы на визитке заметили — историк, коллекционер. Это тоже «полигамма впечатлений».

— Николас, откуда родом ваша прабабушка? Где ваши корни? — сделал я ударение на слове «ваши».

— Белгород. Вблизи него было большое село, как вспоминал в записках прадед.

— Вы хотите побывать там?

— Невозможно, — с несколько печальным вздохом молвил Николас. — Его больше нет. Я узнавал через Британскую библиотеку.

— Революция?

— Нет. Война. Сорок третий год.

— Курская дуга, — констатировал я. — Танковое сражение во время Орловско-Белгородской операции.

— Да. Именно так. Переломный момент в русско-германской войне, — задумчиво произнес Николас.

Флюиды взаимной симпатии, кажется, переполняли нас. Мы наперебой — я с моим темпераментом азартного человека и он с английским внешним хладнокровием, но с еврейско-русским задором, — говорили о том, что знали и уважали в странах друг друга.

— На что живете, сэр Николас?

— На пенсию. Их у меня три. И еще — я барон.

— Три?

— Именно три, Максим. Не хочу критиковать вашу систему, но истинная демократия в любой стране наступит тогда, когда вы сможете получать три пенсии одновременно от трех государств, — полушутливо-полусерьезно произнес Николас, глядя мне в глаза.

Для меня это было ново, и я попросил разъяснить.

— Законом, утвержденным в последние дни власти Уинстона Черчилля, провозглашено: «Военные, проливавшие кровь за Британскую корону вне пределов ее, имеют право на пенсию той страны, где это случилось», — наизусть, чеканя слова, произнес Николас по-английски.

— И какие же страны?

— Англия — в ее рядах я служил в годы войны. Затем Сингапур, где был по делам армии и попал в плен к японцам. И Япония — место моего плена.

— Здорово, — восхитился я, искренне стараясь понять правовую основу этого феномена. — А баронство?