Мятеж и дезертирство

По дороге с Золотого берега в 1749 г. капитан «Антилопы» Томас Сандерсон приказал матросам вернуться на палубу. Несколько человек отказались. Те, кто все еще признавал его власть, выполнили второй приказ, чтобы арестовать пять человек, оставшихся внизу. Они заковали Эдварда Саттла, Майкла Симпсона, Джона Тернера, Уильяма Перкинса и Николаса Барнеса в кандалы. Сандерсон хотел избавиться от них и поэтому передал на другое торговое судно, стоявшее на якоре поблизости. Тем временем три других члена команды захватили баркас и удрали [352].

У капитана Сандерсона появилась проблема, и не только из-за мятежа. У него в трюме было значительное количество пленных рабов, и он потерял одну треть своей команды. Поэтому он вернул пятерых мятежников на борт, но они снова отказались работать, и на сей раз они были вооружены ножами. Когда Сандерсон продолжал настаивать и приказал сняться с якоря, Джон Тернер пригрозил, «что убьет первого же человека, который притронется к цепи, чтобы вытащить якорь». В итоге Сандерсон обратился за помощью к другому работорговцу, капитану Холмсу, который приехал на борт и сделал выговор команде. Мятежники угрожали выкинуть его за борт. Сандерсон понял, что он больше не может рассчитывать на повиновение со стороны собственной команды, поэтому он обратился к голландскому капитану, который прислал к нему свою группу моряков. Они подавили волнение и поместили мятежников снова в кандалы.

Однако из-за нехватки рабочих рук Сандерсон освободил их снова, вероятно после того, как они дали клятву повиноваться, но которая вскоре испарилась в прибрежном тумане. На сей раз моряки подняли мятеж и потребовали, чтобы Сандерсон «сам стал пленником». Они захватили власть и заковали Сандерсона, врача и некоторых других в цепи, пообещав, что им не причинят вреда. Позже они посадили капитана и его сторонников в лодку, снабдили провизией и отправили на берег. Их подобрал работорговый корабль «Вероника», чей капитан Джозеф Беллами шел на помощь оказавшемуся в таком же бедствии другому капитану. Беллами немедленно отправился в преследование за «Антилопой». В конце концов мятежники были пойманы и в третий раз закованы в кандалы.

После возвращения на свой корабль капитан Сандерсон обнаружил на борту много пустых бутылок и, что более важно, подготовленный порох (для защиты или, наоборот, для взрыва судна, он не уточнил). Он также выяснил, что его ценный груз «товаров из Индии» (хлопковые ткани) был вскрыт командой и ткани были розданы женщинам-невольницам. Когда кто-то спросил закованных мужчин, что они планировали сделать с судном, один из них, возможно капитан Тернер, как его назвали, сказал, что «часть команды была за то, чтобы идти в Бразилию, а другие за то, чтобы отвести судно к острову Евстафии и там избавиться от него». Он упомянул рабов в трюме. Мятеж был только частичным освобождением.

Заявление на судебном разбирательстве, которое сделал помощник врача Уильям Стил, ясно раскрыло причины мятежа. Во-первых, несколько моряков решили, что Сандерсон нарушил главный обычай, являющийся железным правом матросов на грог. Жалуясь, что Сандерсон не давал им «крепких напитков, как было в обычае судовладельцев», два матроса решили взять решение этого вопроса в свои руки. Они ворвались в чулан, нашли алкоголь, освежили глотки, напились и поссорились с капитаном Сандерсоном. Второй причиной стали «плохие и неустроенные условия жизни на борту и поведение капитана по отношению к ним», что, очевидно, включало насилие. Когда Сандерсон объявил, что они поплывут под парусами далеко на восток к побережью Гвинеи, на палубе поднялся ропот недовольства. Моряки «сказали, что капитан обращался с ними так плохо в начале плавания, что они решили сойти на берег, иначе он будет обращаться с ними хуже, чем на других судах», подразумевая корабли, которые торгуют в этом районе. Его тирания усилилась бы в изоляции. Третьей причиной (или, возможно, это была иллюстрация второй причины) было избиение капитаном боцмана. Несколько членов команды смели возразить капитану и говорить, что он «не должен бить старика» (подразумевая боцмана, который был пожилым). За этим последовала громкая ссора, во время которой команда говорила с капитаном «на плохом языке». Конфронтация, которая, очевидно, имела место ночью перед первым прекращением работы, возможно, была решающим моментом [353].

Капитану повезло, что он сохранил жизнь [354]. Мятежники на борту судна «Попытка» в 1721 г. выпороли капитана Джона Ро, в то время как на других судах капитанов убивали, обычно по тем же самым причинам, как и на «Антилопе» [355]. Мятежник на борту «Абингтона» в 1719 г. прокомментировал условия службы, воскликнув: «Черт побери, лучше быть повешенным, чем так жить!» [356] Моряки на борту «Бакстона» в 1734 г. обезглавили капитана Джеймса Берда топором. После того как голова была отрублена, матрос Томас Уильямс вздохнул от облегчения: «Будь проклят, собака, наконец я сделал это. Мне жаль, что это не было сделано раньше». Через два года восставшие моряки на борту «Жемчужины» пощекотали нервы капитану Юстасу Хардвику и другим, спрашивая, помнят ли они судьбу капитана Берда, и угрожая, что с ними произойдет то же самое [357]. На борту «Тьюксбери» в 1737 г. «молодые парни» из матросов избили капитана по лицу и выбросили его за борт. Мятежник Джон Кеннеди, как слышали, сказал, что теперь «у них будет достаточно рома», в то время как Джон Рирден сказал, что теперь капитан «не убьет полдюжины из нас».

Арестованные и доставленные в крепость Кейп-Коста, где их судили и признали виновными, двое из мятежников были отданы на семь лет в услужение к торговцам, пять других были повешены на воротах крепости [358].

Некоторые мятежники становились пиратами, особенно в 1710-х и 1720-х гг., когда такие моряки, как Робертс на «Черном Барте», бороздили моря, грабили суда и создавали кризис в атлантической системе торговли. То поколение пиратов было сокрушено кровавой кампанией военно-морского патрулирования, тем не менее мятежники на побережье Африки иногда превращались в пиратов. В 1766 г. офицер работоргового порта Аномабо уведомлял торговцев, что «побережье кишит пиратами и что один из таких кораблей имеет на борту 34 человека и хорошо оснащен орудиями и стрелковым оружием». Пираты захватили 12-14 маленьких судов, они «имели на борту 1200 стерлингов товарами и 50 унций золотого песка». После мятежа на борту «Черного принца» в 1769 г. моряки «подняли черный флаг» и изменили название судна на «Свобода» [359].

Матросы участвовали и в других формах сопротивления кроме мятежа и пиратства, обычно это было дезертирство. Эмма Кристофер доказала, что частым явлением был побег на побережье Африки. Все же для моряков и для рабов, которые сбегали с судов, свобода была труднодостижима, так как работорговцы (которые были всегда союзниками капитанов) обычно хватали и возвращали сбежавших обратно на корабли (за особую плату). Акулы, которые медленно кружились вокруг судов в западноафриканских водах, также сдерживали моряков, мечтавших о побеге, хотя некоторые предпочитали встретиться с одним чудовищем, чтобы избежать другого. Другим фактором против дезертирства было решение самих моряков. Так, один из них объяснил на суде, что он и его помощники «намеревались спастись» от своего капитана в Бонни, но не сделали этого, потому что это было «дикое место, населенное каннибалами» [360].

Конец рейса

Для моряка работорговый рейс всегда заканчивался одним из четырех вариантов: смертью, сопротивлением (дезертирство или мятеж, у которого, в свою очередь, могло быть несколько результатов — от спасения до повешения), законным или незаконным сходом на берег в порту после Среднего пути и, наконец, сходом на берег в порту приписки после обратного пути.

В конце Среднего пути многие капитаны оказывались перед проблемой. На двухсоттонном судне требовалось 35 человек команды, чтобы они могли обеспечить охрану 350 невольников, теперь им нужно было везти сахар (или другой груз) в пункт назначения, но капитан, желая сэкономить, оставлял только 16 или меньше человек. Что случилось с внезапно ставшими лишними членами команды? Некоторые умерли, некоторые сами пожелали покинуть капитана и судно с ликованием, даже несмотря на потерю жалованья. Но много матросов хотели сохранить с трудом заработанные деньги и возвратиться в порт приписки, не в последнюю очередь к семьям и друзьям. Работорговые капитаны разрабатывали стратегию, как им поступать с этим излишком рабочей силы [361].

К концу Среднего пути, вместе с улучшением обращения с невольниками (чтобы подготовить их к рынку), капитан начал обращаться с командой, или по крайней мере с частью из них, очень жестко, в надежде, что кто-нибудь из них оставит корабль, когда они доберутся до порта. Так поступали не все, но многие капитаны, поэтому такая практика была широко известна. Как свидетельствовал в парламенте в 1790 г. лорд Родни, военный человек, моряк, герой, спаситель Британской империи, «рыцарь самого благородного ордена Бани, адмирал Уайта и вице-адмирал Англии»: «Я полагаю, было много случаев резкого обращения капитанов на работорговых кораблях, чтобы избавиться от моряков в Вест-Индии» [362].

Так было задумано; и действительно, торговцы иногда явно прибегали к злоупотреблениям, чтобы избавиться от лишней команды прежде, чем закончить рейс. Миль Барбер писал капитану Джеймсу Пенни в 1784 г.: «Я желаю, чтобы вы отправили несколько иностранных матросов, если это возможно, в Сент-Китс или в Сент-Томас, чтобы освободиться от обязательств перед ненужной частью команды». Он знал, что это было незаконно, поэтому советовал Пенни разъяснить помощникам, что об этом не стоит «упоминать». Даже если торговцы не требовали, чтобы капитаны избавились от моряков, те обычно делали это без напоминаний. Капитан Фрэнсис Поуп писал род-айлендскому торговцу по имени Абрахам Редвуд в 1740 г.: «Я думаю оставить так мало матросов, настолько возможно в ваших интересах». Прибыль от рейса возрастала при экономии на трудовых расходах, как вынужден был признать защитник рабства лорд Шеффилд. Но были и другие возможности. Учитывая плохое обращение и напряженные отношения на работорговом судне, капитаны иногда хотели избавиться от непокорного или «создающего беспорядки» матроса. Другая часть экономии делалась на том, что некоторые матросы, иногда большинство команды, теряли здоровье к моменту окончания рейса настолько, что они просто не могли работать. Они страдали от малярии, офтальмии (болезни глаз), «гвинейских червей» (паразиты, которые вырастали до огромных размеров, обычно в ногах) и язв различных видов, инфекционной африканской болезни кожи и др. [363].

Эти матросы прибывали в Вест-Индию в жалком состоянии. На Барбадосе моряк Генри Эллисон видел «несколько человек в большом бедствии, они нуждались в самом необходимом, их конечности гнили, их пожирали паразиты, пальцы ног просто отваливались, и не было рядом никого, кто мог бы им помочь». Пейзаж вдоль доков был таким на Ямайке, где моряки «лежали на причалах и других местах в ужасном и беспомощном состоянии». Многие были в таком жутком виде, «их ноги были разъедены от коленей до лодыжек так, что никакое судно вообще не возьмет их на борт». Некоторых из этих людей он знал лично. С ними обращались «по-варварски», обманывая в заработной плате. Эллисон приносил им еду со своего корабля. Их называли по-разному: «хозяевами пристани», «владельцами баркасов» или, когда рядом не было никаких строений, «бездомными». Они иногда заползали в пустые бочки из-под сахара в доках, чтобы там умереть [364].

Эти моряки были эквивалентом «мусора», потому что они были слишком больны, чтобы быть проданными за полную ценность, но и среди них было различие: «белых», конечно, нельзя было продавать, но, с другой стороны, этих несчастные моряки не имели вообще никакой ценности у людей, на которых они работали в прошлом много месяцев. Их нельзя было продать, но можно было выгнать и выбросить с судна. Бедные, больные моряки превращались в нищих и заполняли доки почти каждого работоргового порта в Америке.

Это стало достаточно серьезной проблемой, настолько, что власти различных колониальных и портовых городов приняли меры и создали несколько специальных больниц для моряков. В Бриджтауне и Барбадосе богадельни были переполнены моряками с работорговых судов. Также их открывали на берегах и в гаванях Доминиканской Республики и Гренады. В сообщении из Чарльстона в 1784 г. было отмечено, что «не меньше шестидесяти моряков с африканских судов были брошены в этот город, большая часть из них умерли и были похоронены за городом». На Ямайке уже в 1759 г. был принят закон, который был возобновлен позже, — об «искалеченных» и нетрудоспособных моряках, в 1791 г. большую часть «среди тех, кто находится в Кингстонской больнице, составляют матросы работорговых судов». Оставшиеся «хромые и больные моряки» создавали «большие неприятности для жителей Кингстона», так что ямайский законодательный орган принял закон, требующий от судовладельцев гарантировать безопасность от оставшихся на берегу инвалидов [365].

Два матроса, которые стали «хозяевами пристани», сами описали свое тяжелое положение. Уильям Баттерворт, который разодрал ногу, упав вниз в трюм через люк, в Кингстоне был освобожден капитаном от работы. Он чувствовал, что он «начал дрейфовать в странной стране, слабый, хромой, но свободный и с небольшими деньгами!». Джеймс Таун оказался в подобной ситуации: «Я сам решил остаться на берегу в Чарльстауне, в Южной Каролине, с двумя другими моряками без денег. Эти двое вскоре умерли» [366].