Книги

Корабль рабов

22
18
20
22
24
26
28
30

358 Глава девятая. От невольников до товарищей по плаванию

были хорошо поняты капитаном Джозефом Вильямсом, который посчитал их «очень неприятными». Он выпорол женщин «ужасным образом» за то, что они смели вспоминать свою историю с помощью песен; часто их раны заживали долго — по 2-3 недели. Борьба за память, которую вели эти женщины, была их попыткой сохранить историческую идентичность в ситуации полного изменения социального положения. Это был центральный элемент активной и растущей культуры противостояния на борту судна [423].

Сопротивление: отказ от еды

Если общий опыт порабощения, в том числе регламентация поведения и тесное распределение по группам на работорговом судне, создавал потенциал для возникновения сообществ среди африканских заключенных и если социальные практики — работа, общение и пение — помогали им это осознать, то не было ничего лучшего для осознания коллективной идентичности, чем сопротивление. Это было само по себе новым языком действия, которым пользовались, когда люди отказывались от пищи, прыгали за борт или поднимали восстание. Это был универсальный язык, который понимали все независимо от культурного фона, даже если они хотели не говорить на этом языке сами. Каждый акт сопротивления, мелкий или крупный, боролся с порабощением и социальной смертью, поскольку он создавал творческий потенциал и возможность будущего. Каждый отказ связывал людей прочными узами общей борьбы [424].

Атлантическая работорговля во многих смыслах была четырьмя столетиями голодовок. С начала торговли в начале XV в. до ее завершения в конце XIX в. невольники-африканцы отказывались от пищи. Когда некоторые невольники оказывались на борту судна, они впадали в «неподвижную меланхолию», депрессию, во время которой они ни на что не реагировали, в том числе на приказание есть пищу. Другие заболевали и были уже неспособны что-либо съесть, даже если бы захотели. И все же, кроме подавленных и больных, была еще более многочисленная группа, среди которых не было ни первых, ни вторых, так как отказ от еды для них был сознательным выбором, который удовлетворял нескольким важным целям. Поскольку главным требованием судовладельцев к капитану была доставка живых, здоровых африканцев в порты Нового Света, любой, кто отказался от хлеба насущного по любой причине, подвергал опасности прибыль и ниспровергал власть. Отказ от еды был поэтому актом сопротивления, которое, в свою очередь, вдохновляло невольников на другое неповиновение. Во-вторых, как оказалось, отказ был тактикой переговоров. Плохое обращение могло вызвать голодовку. В-третьих, такой отказ помогал создать корабельную культуру сопротивления, «нас» против «их». Смысл голодовок был следующим: мы не будем собственностью; мы не будем трудовой силой; мы не позволим вам съесть нас заживо.

В 1801 г. на судне Джона Рилэнда «Свобода» несколько невольников отказались от еды. Охранявший их в это время офицер сначала поклялся, что он бросит их за борт, если они не начнут есть; потом он угрожал им плетью-кошкой, что, как ему показалось, должно было сработать: «Рабы тогда сделали вид, что они едят, положив немного риса в рот; но всякий раз, когда офицер отворачивался, они выплевывали его в море». Моряк Джеймс Морли также видел, что рабы только изображали, что они едят, держа пищу во рту, «пока их почти не задушили». Офицеры проклинали их за то, «что они тупые негры».

Они пытались вынудить их поесть, используя «кошку», тиски, «круглый нож» или палку (чтобы открыть рот), расширитель рта speculum oris, или «рожок», чтобы протолкнуть пищу в упрямое горло [425].

Любой, кто сопротивлялся пище, бросал прямой вызов власти капитана, поскольку пример был заразительным и имел пагубный результат. Это ясно дал понять моряк Исаак Паркер, когда он свидетельствовал перед комитетом палаты общин, расследующим работорговлю в 1791 г. На борту «Черной шутки» в 1765 г. маленький ребенок, мать которого была также на борту, «из-за плохого настроения сказал, что не будет есть», отказываясь и от груди, и от стандартной еды из риса, смешанного с пальмовым маслом. Капитан Томас Маршалл ударил ребенка «кошкой», это увидели невольники-мужчины через щели баррикады и начали «сильно роптать». Тем не менее ребенок по-прежнему отказывался есть, и день за днем капитан брал «кошку» в руки и привязывал к шее ребенка манговое полено длиной от восемнадцати до двадцати дюймов и весом от двенадцати до тринадцати фунтов. «В последний раз, когда он поднял ребенка и выпорол его», сказал Паркер, он «выпустил его из рук» на палубу, говоря: «Проклятье... Я заставлю тебя есть или я буду твоей смертью!» Ребенок умер меньше чем через час. В качестве последнего акта жестокости капитан приказал, чтобы мать ребенка сама бросила маленький труп за борт. Когда она отказалась, он избил ее. В итоге она подчинилась и потом «была в ужасном состоянии и кричала в течение нескольких часов». Даже самый юный мятежник — ребенок, если он отказался от еды, не мог быть оставлен на борту судна. [426].

Методы капитана Маршалла, который боялся заразы неповиновения, иллюстрирует случай, который произошел перед Высоким судом Адмиралтейства в 1730 г. Джеймс Кеттль, капитан корабля «Лондон» (принадлежавшего Южной морской компании), обвинял матроса Эдварда Фентимана в том, что он был слишком жестоким с невольниками. Он избил безымянную рабыню, после чего все остальные — их было 377 на борту — отказались от хлеба насущного. Это, в свою очередь, привело к тому, что капитан избил Фентимана. Он объяснил это избиение на суде, оценив произошедшее как серьезную проблему. Она заключалась в том, что «природа и нрав негров часто приводят на торговых судах к тому, что, если любого из них избивают или оскорбляют, все остальные возмущаются, становятся угрюмыми и отказываются от еды. Многие из них из-за этого слабели и умирали» [427].

Доктор Т. Обри подтвердил слова капитана, подняв проблему на более высокий уровень обобщения. С точки зрения врача на работорговом судне он рассказал, что плохое обращение с невольниками часто приводило к отказу от пищи. Как только они прекращали есть, «они теряли аппетит и заболевали, частично из-за голода, а частично от горя». Еще более показательным было заявление о том, что, как только они принимали свое сопротивление близко к сердцу, «никакое искусство врача не могло им помочь; они не будут есть, потому что хотят скорее умереть, чем быть больными». Он описал различные сильные средства, которые использовали, чтобы заставить людей принимать пищу. Но все это, по его мнению, бесполезно, если человек решил отказаться от хлеба насущного. Как и Кеттль, Обри объяснил, что голодовка была тактикой, используемой в борьбе, которая бушевала на борту каждого работоргового судна [428].

Голодовка на борту «Верного Джорджа», как вспоминал Силас Толд, привела непосредственно к восстанию, а после его подавления к массовому самоубийству. Процесс сопротивления также шел и в обратном направлении, поскольку голодовки часто следовали за подавлением бунта. После того, как пленники поднялись на борт одного из судов в 1721 г., «около восьмидесяти из них» были убиты или утоплены. Большинство из тех, кто выжил, как писал капитан Уильям Снелгрейв, «становились настолько упрямыми, что некоторые из них голодали до смерти, упрямо отказываясь от хлеба насущного». После восстания на неназванном судне на реке Бонни в 1781 г. трое из раненых зачинщиков «приняли решение голодать до смерти». Им угрожали, избивали, но «никакое устрашение не дало эффекта, и они не съели ни куска хлеба и от этого умерли». Аналогично на борту «Осы» в 1783 г. произошло два восстания. После первого, во время которого невольницы схватили капитана и попытались выбросить его за борт, 12 человек умерло от ран и отказа от еды. После второго, еще большего взрыва 55 африканцев умерли, «глотая соленую воду огорчения и разочарования, от ушибов и голода» [429].

Прыжки за борт

Возможно, еще более драматичной формой сопротивления, чем голодовка, были прыжки за борт. Некоторые надеялись таким образом спастись, пока корабль стоял в африканском порту, в то время как другие предпочитали захлебнуться, но не стать рабами на далеких плантациях Нового Света. Этот вид сопротивления был широко распространен и вызывал столь же широкий страх у работорговцев. Торговцы предупреждали капитанов об этом в своих наставлениях, формальных и неофициальных. Капитаны, в свою очередь, следили, чтобы вокруг их судов были развешены сети. Они также приковывали пленников цепями всякий раз, когда они выходили на главную палубу, и в то же время ставили бдительную охрану. Когда невольнику действительно удавалось оказаться за бортом, капитаны срочно посылали спасательные экспедиции на лодках, чтобы поймать и вернуть их на борт.

У африканских женщин была большая свобода передвижения по судну, чем у мужчин, таким образом они могли играть ведущую роль в этом виде сопротивления. В 1714 г. четыре женщины, одна из которых была «на большом сроке беременности», выскочили за борт корабля «Флорида», отплывавшего из Старого Калабара. Как заметили люди на борту, они «удивили нас, насколько хорошо они умели плавать». Команда немедленно отправилась за ними, но поймала только беременную женщину, потому что она «не могла двигаться так же хорошо, как остальные». В Аномабо на Золотом Берегу в 1732 г. капитан Джеймс Хогг посреди ночи обнаружил, что шесть женщин выскочили за борт, и только активное вмешательство команды воспрепятствовало тому, чтобы остальные не последовали за ними. Такое спасение было опасно даже для опытных пловцов, какими были многие невольники, происходившие из прибрежных областей. Любого, кого вытаскивали из воды, — и больше всего тех, кто выпрыгнул сам, — ожидало серьезное наказание, в некоторых случаях смерть (как средство устрашения для других) после возвращения на борт судна. Даже если бы беглецам удалось уплыть, слишком велика была вероятность того, что их поймают африканские каперы и снова вернут на невольничьи корабли. Наконец, многие прибрежные воды кишели акулами. Капитан Хью Крау вспоминал двух женщин народа игбо, которые вместе выпрыгнули за борт, но были немедленно разорваны акулами [430].

Некоторые пленники прыгали за борт спонтанно, в ответ на какое-то конкретное событие, не готовясь заранее. В 1786 г. группа из шести «разгневанных или испуганных» людей, после того как они увидели, как труп их умершего товарища был препарирован доктором для выяснения причины смерти, «бросились в море и немедленно утонули». За несколько лет до этого еще 40 или 50 невольников выпрыгнули за борт во время драки, из-за ужасающей манеры продажи рабов на палубе судна в Ямайке. Сто мужчин выпрыгнули с судна «Принц Оранский» после того, как с них сняли кандалы, когда корабль зашел в порт Сент-Китс в 1737 г. Тридцать три человека отказались от помощи моряков и утонули. Они «решили умереть и немедленно пошли на дно». Причина массовой акции, по мнению капитана Джафета Берда, состояла в том, что один из соотечественников невольников поднялся на борт и «в шутку» сказал им, что белые люди их лишат их зрения и потом съедят... [431]

Одним из наиболее ярких выражений этого смертельного исхода была радость, с которой люди погружались в воду. Моряк Исаак Уилсон вспоминал о невольнике, который выскочил в море и «погружался на дно, как будто ликуя, что ему удалось сбежать». Другой африканец увидел, что сети вокруг одного из бортов были убраны, чтобы опорожнить бочки с нечистотами, и «бросился за борт». Когда моряки спустились за ним и почти настигли, этот человек нырнул вниз и выскочил снова на некотором расстоянии от них, ускользая от захватчиков. В это время, как вспоминал врач судна, он «всем своим видом выражал, и мне трудно описать это словами, счастье от того, что он сбежал от нас». Наконец он снова нырнул, «и мы его больше не видели». После того как было подавлено кровавое восстание на борту «Нассау» в 1742 г., капитан приказал всем раненым рабам на палубе, чьи раны вряд ли заживут, «прыгнуть в море», что многие из них и сделали, отправившись на встречу со смертью с «радостным видом», как сказал юнга на этом корабле. То же самое произошло на борту несчастного корабля «Зонг». Когда капитан Люк Коллинвуд приказал 122 заболевшим невольникам броситься за борт, еще 10 человек сделали это же по своей воле [432].

Голодовки и прыжки за борт были не единственными средствами самоуничтожения. Некоторые больные люди отказывались от врачебной помощи, потому что «они хотели умереть». Две женщины нашли возможность задушить себя на борту «Элизабет» в 1788-1789 гг. Другие разрезали себе горло разными с трудом добытыми острыми инструментами или собственными ногтями. Моряк по имени Томпсон отметил, что он «знал, что все рабы в трюме единодушно переходили на подветренную сторону во время бури, чтобы спровоцировать крен судна, предпочитая утопить себя, нежели продолжать оставаться в том положении и попасть в чужеземное рабство» [433].

Более редкие, но самые серьезные массовые самоубийства влек за собой взрыв судна. В январе 1773 г. невольники в трюме на борту «Новой Британии», используя инструменты, которые достали для них мальчишки, перерубили переборки и добрались до оружейного склада. Они захватили оружие и больше часа сопротивлялись матросам, неся существенные потери с обеих сторон. Когда они поняли, что их поражение неизбежно, «они подожгли проклятое судно», убив почти всех на борту — около трехсот человек. Когда капитан Джеймс Чарльз узнал в октябре 1785 г., что гамбийские невольники успешно захватили голландское работорговое судно (перебив капитана и команду), он решил идти за этим судном, не в последнюю очередь рассчитывая покорить их и получить корабль в свою собственность. После трехчасового преследования несколько добровольцев из его собственной команды решили перебраться под оружейным огнем на мятежный корабль. Десять моряков и офицер взобрались на борт и после переговоров «смогли захватить мятежников». Пока продолжалось сражение, кому-то из невольников удалось подорвать судно: «ужасный взрыв унес все души на борту». Обломки корабля упали на палубу судна «Африка» капитана Чарльза [434].

Несмотря на то что самоубийства проходят кроваво-красной нитью через все документы по истории работорговли, трудно быть до конца уверенным в их количестве. Одним из вариантов подсчета могут стать записи, которые в определенный период обязаны были вести судовые врачи в журналах по Акту Долбена или Биллю о перевозке рабов 1788 г. В течение периода с 1788 до 1797 г. врачи 86 судов регистрировали в журналах причины смерти африканцев, и количество самоубийств там выглядит довольно угрожающим. Двадцать пять врачей описали случаи, которые им казались тем или иным видом самоуничтожения: на восьми судах произошло по одному или более случаев выпрыгивания людей за борт; трое перечисленных самоубийц — «исчезнувшие» после восстания пленники (без сомнения, они оказались за бортом); трое других использовали разные неназванные способы самоубийства; и еще двенадцать причин смерти были названы словами: «потерялись», «утонули», «скверное настроение» и «аборт». Почти на одной трети судов были засвидетельствованы случаи самоубийств, но эти цифры сильно занижены, поскольку у врачей была материальная заинтересованность в том, чтобы не сообщить о смертях в то время, когда шли острые дебаты о жестокости работорговли [435]. Другой причиной уменьшения или сокрытия числа самоубийств было вмешательство английского суда, когда судья Менсфилд на летнем заседании в 1785 г. постановил: страховые компании обязаны платить за застрахованных рабов, которые умерли в результате восстаний, но не будут платить за тех, кто умер от истощения, воздержания или отчаяния. Это значило, что за тех, «кто умер, прыгнув в море, нельзя было получить плату» [436].

Восстание