Книги

Корабль рабов

22
18
20
22
24
26
28
30

Работа на судне

На пути из британского или американского порта до Западной Африки моряки занимались тем же, как и на большинстве глубоководных судов. Они несли вахту — на правом и левом борту, ими руководил капитан, или главный помощник на небольших судах, или несколько помощников на больших. Все были на палубе, работая весь день, с 8:00 до 18:00, затем отдыхали по четыре часа до и после следующего утра. Помощник или боцман следили за вахтами, ударяя в судовой колокол или свистя в свисток. Небольшой отрезок времени, который имел каждый матрос для отдыха, мог быть отменен в случае непогоды, когда были необходимы все рабочие руки, чтобы регулировать паруса и сохранять курс корабля. Уильям Баттерворт жаловался, что он «никогда не наслаждался сном за весь рейс» [322].

В каждой вахте матросы были разделены по 5-6 человек, которым помощник капитана еженедельно выдавал паек. Как свидетельствовал один из работорговцев в 1729 г.: «Обычно паек, который выдается матросу во время рейса в Африку, составляет пять фунтов хлеба в неделю на каждого человека. Кроме этого, он включает кусок говядины от четырех до пяти фунтов (вес до того, как мясо было засолено), который делится на пятерых матросов в день, а также пинту или полфунта гороха в день или смеси гороха и муки». Этот рацион разбавлялся рыбой, если моряки были достаточно умелыми, чтобы ее поймать. Грог и иногда бренди были также важными частями еженедельного рациона, и из-за них часто возникали ссоры. Иногда капитан сокращал паек, уменьшая количество пищи и питья, что неизбежно приводило к проклятиям, особенно если рацион в каюте капитана оставался неизменным [323].

Работа, которую выполняли матросы, была традиционной — удерживать, натягивать, регулировать паруса (часто наверху мачты), чтобы собрать или развернуть парус, вести судно в нужном направлении за штурвалом (обычно в течение двух часов); все это проходило под руководством помощника капитана на вахте. Многие капитаны клялись, что у них на борту никто не будет бездельничать, и каждый рабочий час был заполнен до отказа — вплоть до уборки палубы. Матросы плели циновки, толстые сети из пряжи или маленьких веревок, чтобы защитить груз от трения, делали сетки. Когда судно приближалось к африканскому побережью, матросы спускались в трюм и выносили оттуда товары для обмена.

Однако работорговый корабль имел несколько отличительных черт. На судне, где охрана и вахта были вопросом жизни и смерти, стрелок проверял и чистил пушки. Он также был обязан следить за короткоствольными ружьями и орудиями, в то время как другие матросы готовили боеприпасы и патроны. Моряки вязали сеть, которую использовали, чтобы предотвратить бегство невольников с корабля или не дать нежелательным африканским торговцам подняться на него. Капитан Уильям Миллер на корабле «Черный принц» отметил в своем судовом журнале в 1764 г.: «Люди занимаются плетением сетей и других необходимых вещей». Моряки также пересчитывали и складывали раковины каури в мешок для торговли42 [324].

Когда работорговое судно подходило к побережью Африки, матросы становились больше чем моряками. Они продолжали выполнять работы на судне, следили за якорем, поднимали паруса, чтобы корабль мог держать нужное направление, особенно если капитан хотел вести «курсирующий рейс», в котором он закупал рабов в нескольких местах, что было распространено на Наветренном берегу. Матросы убирали судно, чинили паруса, восстанавливали оснащение, охраняли склады. В это же время они, как пояснил Джеймс Филд Стенфилд, строили навес из соломы или парусины над большей частью палубы, обеспечивая защиту от палящего солнца и сохранение пленников, которых купит капитан. Как только начинались покупка и продажа, матросы садились в шлюпки и баркасы и отплывали иногда на большие расстояния от судна на берег и обратно, чтобы поддержать связь с другими кораблями, привезти на корабль товары, людей, пищу (зерно, рис, воду). Как только все было приобретено и как только капитан начинал покупать рабов, менялась социальная функция матросов: они превращались в тюремщиков. Они оставались таковыми 7-10 месяцев или больше до возвращения, из которых 5-7 месяцев они проводили на побережье и 2-3 месяца во время Среднего пути, пока судно не прибывало в пункт назначения — в американский порт.

Как только невольники оказывались на борту, «вахта» приобретала новое значение. Капитан требовал от охраны не отлучаться и сохранять бдительность на главной палубе в любое время, даже если невольников там не было. Каждый вахтенный был вооружен, кто-то пистолетами, другие мушкетами. У всех были ножи с шнуром на рукоятке, за который нож привязывался к запястью матроса, чтобы невольники не смогли его легко вырвать и отнять [325]. Главной заботой во время рейса было не допустить побегов и бунтов, которые казались рабам легко осуществимыми — ведь берег еще был рядом и у них была надежда вернуться домой (даже при том, что по дороге его или ее ожидали новое пленение и перепродажа). Задачей матроса было сохранять бдительность и беречь новую живую собственность капитана и судовладельца.

После того как не менее десяти невольников были доставлены на борт, всех их заковывали или связывали. Под руководством капитана и помощника, так же как оружейника или стрелка, матросы надевали на рабов кандалы, связывая мужчин парами, левыми запястьем и лодыжкой одного за правые запястье и лодыжку другого. После этого всякий раз, когда невольники выходили на главную палубу, матросы проверяли цепи на ногах и скрепляли их в группу по 10 человек на палубе. Матросы должны были проверять кандалы на мужчинах тщательно и регулярно, по крайней мере два раза в день, утром и вечером [326]. Женщин и детей обычно не связывали, если только они не оказывали сопротивление и были покорны. Как только все было готово, члены команды строили «баррикаду» и оснащали ее мушкетами. Два матроса оставались на посту рядом с четырехфунтовым орудием, «повернув ствол так, чтобы обстрелять главную палубу, если случай к этому вынудит» [327].

Пока судно заполнялось, моряки следили за повседневной жизнью пленников в трюме и на главной палубе. В трюме моряки помогали «рабам убираться», т. е. чистить те места, где каждый раб сидел или лежал во время Среднего пути. Главный помощник и боцман, с плетью кошкой-девятихвосткой в руке, контролировали эту уборку; второй помощник и стрелок следили за женщинами. Моряки помогали сковывать невольников вместе, «следя за их руками и ногами и заставляя их сидеть при этом неподвижно». Того, кто «не добирался быстро до своего места», подгоняли «кошкой». Джордж Миллар, который служил на корабле «Кентербери» во время рейса в Старый Калабар в 1767 г., писал: «Я должен был заботиться о рабах, следить за уборкой и не давать им драться друг с другом» [328].

Когда невольники находились на главной палубе в течение дневных часов, часть матросов спускалась в трюм, чтобы убрать их помещения. Иногда эта работа выполнялась непосредственно невольниками, но чаще матросами, которые искренне презирали такое занятие. У этой работы было несколько видов, что-то было повседневной обязанностью, что-то нужно было делать по необходимости. Постоянной задачей был вынос бочек с нечистотами. Александр Фальконбридж писал: «В каждом помещении стояли три или четыре больших ведра конической формы, около двух футов в диаметре в основании и одного фута сверху; к ним, когда необходимо, подходили негры». Матросы также натирали палубу, используя песок и другие абразивы, чтобы удалить высушенную грязь, рвоту и слизь. Один раз в неделю или две матросы после чистки окуривали помещения разными способами. Капитан Уильям Литтлтон требовал поставить «раскаленный брусок в уксус», чтобы дым проникал повсюду. Моряк Сэмюэл Робинсон писал, что на судне нижняя палуба «сохранялась в идеальном порядке, она была вымыта и вычищена песком два раза в неделю, просушена с помощью жаровен и окурена уксусом и табачным дымом; в то время как большие бадьи с нечистотами закрывались и устанавливались на надлежащих расстояниях» [329].

Другая ненавистная работа матросов заключалась в охране трюма и рабов. Не все капитаны требовали этого; некоторые считали достаточным запирать рабов внизу и проверять их только утром. Но на многих судах капитаны требовали выполнять эту обязанность, и Уильям Баттерворт оставил детальный отчет о том, к чему это приводило. После неудавшегося бунта капитан Дженкинс Эванс «посчитал необходимым, чтобы один человек находился в мужском помещении по ночам». Когда Баттерворт услышал, что настала его очередь идти туда, он чуть не умер от ужаса. Он подумал: «Незавидная ситуация!» Но поскольку это был приказ, он и второй матрос были назначены нести вахту именно в трюме. Мечтая, чтобы невольники оказались бы в своих «родных лесах» и чтобы сам он находился в безопасности «в родном городе», Баттерворт спрятался, чтобы избежать этой обязанности. Но напрасно: его нашли и отправили вниз на четыре часа. Когда Баттерворт добрался до своего поста, он нашел человека, которого должен был сменить «на самом верху лестницы», ведущей в трюм, «его руки крепко сжимали решетку, а в глазах стояли слезы». Он был напуган, как и Баттерворт, который сел столь далеко от рабов, как только мог, «на самом почтительном расстоянии». Время шло медленно, пока он слушал звон кандалов на невольниках из племени короманти и главарей из народа игбо после бунта, которых сковали цепью по десять человек. Баттерворт был в шоке от того, что вскоре был вынужден встать на вторую четырехчасовую вахту, во время которой ему пришлось использовать свою кошку-девятихвостку (которую он назвал «мандатом власти на нижней палубе») и ударить «старого преступника». Тот, хотя и был закован, смог приблизиться к нему. Баттерворт хотел спать, но боялся, что его разорвут на части, если он задремлет. Он начал медленно говорить с невольниками игбо около лестницы, надеясь найти в них союзников. На следующий день во время новой смены он решил, что его политика сработала, и она дает ему гарантию безопасности. Немного позже он узнал, что планировался новый бунт. У двоих мужчин, которых Баттерворт «охранял», оказались большие ножи. Очевидно, его посчитали слишком незначительной мишенью [330].

Именно поэтому другой важной обязанностью матросов был ежедневный поиск у пленников острых инструментов или каких-либо предметов, которые можно было использовать в качестве оружия против команды в случае восстания, или против себя в случае самоубийства, или друг против друга в частых ссорах, которые вспыхивали в жарких, переполненных трюмах. На некоторых судах это значило обрезать ногти потенциальным мятежникам. Все матросы должны были следить за более свободными женщинами и детьми, чтобы они не передавали инструменты через решетку вниз в трюм. Матросов посылали вниз, чтобы они пресекали драки, которые вспыхивали во время конфликтов из-за мест, болезней, чистоты или из-за культурных различий. Хвастаясь своей человечностью (без очевидной иронии), работорговец Роберт Норрис объяснял, что такое внимание было необходимо, чтобы «сильные не угнетали слабых» [331].

Каждое утро около восьми часов, если погода была хорошая, одни матросы брали оружие, в то время как другие выводили невольников снизу, ставя мужчин перед баррикадой, женщин и детей — в кормовой части. После того как мужчин заковывали в цепь на палубе, матросы помогали им вымыть сначала лица и руки, затем тела, пока врач ходил рядом, слушал жалобы и искал первые признаки болезней. Около десяти часов матросы раздавали завтрак, который обычно состоял из африканской пищи в зависимости от того, из какой местности был невольник: рис для жителей Сенегамбии и Наветренного берега, зерна для жителей Золотого берега, ямс для людей из заливов Бенин и Биафра. Матросы также разливали в миски воду. После еды они собрали посуду и ложки и все это мыли. В полдень приходило время других дел. Важная роль среди них отводилась так называемым «танцам».

Врачи и работорговцы полагали, что упражнения помогут поддержать здоровье невольников. Поэтому каждый день африканцы были обязаны танцевать (а на многих судах и петь). Танец мог принимать разные свободно выбранные формы под аккомпанемент африканских инструментов (играли в основном женщины) или тоскливого звона цепей (звенели в основном мужчины). Некоторые отказывались принимать участие в этих упражнениях, другие делали это тайком. К тем, кто отказывался, приходила «кошка», которой владел помощник или боцман.

То же самое касалось приема пищи: некоторые люди отказывались есть, преднамеренно или из-за болезни и подавленности. Насилие вынуждало их подчиняться. Идеальным инструментом принуждения была вездесущая «кошка», к которой прибегали офицеры. Многочисленные свидетели отмечали, что она тем не менее срабатывала не всегда: многие все равно отказывались есть, принуждая применить к ним другие, более сильные средства, включая раскаленный уголь и, наконец, speculum oris — расширитель рта. Матросы помогали проводить эти пытки, но инициативу на себя не брали.

В определенное время дня мужчинам и женщинам предлагали хлеб и иногда трубку с табаком и глоток бренди. На некоторых судах женщинам и девочкам давали бусины, чтобы они могли делать украшения. Обед раздавали около четырех часов, обычно он состоял из европейского продовольствия — гороха с соленым мясом или рыбой. Многие повара делали dab-a-dab — смесь риса, небольшого количества соленого мяса, перца и пальмового масла. В конце дня, где-нибудь между 16:00 и 18:00, мужчин уводили и запирали внизу. Женщины и дети обычно оставались на палубе дольше, пока их тоже не запирали в темноте на 12-14 часов [332].

«Танец» и прием пищи правдиво свидетельствовали о работорговом корабле: офицеры приберегали для себя средства насилия. Только капитану и врачу, как сказал Исаак Уилсон, было разрешено наказывать рабов на борту судна. Другие с этим соглашались. Александр Фальконбридж утверждал, что только капитану, главному помощнику и самому врачу разрешили использовать кошку-девятихвостку. Простые матросы редко владели «кошкой», и, как правило, только в двух ситуациях: когда они спускались вниз или в случае наказаний за неудавшееся восстание [333].

В последнюю очередь работа матросов состояла в подготовке невольников для продажи, когда судно приближалось к порту назначения. Как подчеркнула историк Эмма Кристофер, это было своего рода производством, в котором матрос превращал африканского пленника в товар для продажи. Прежде всего они снимали кандалы с запястий и лодыжек мужчин приблизительно за десять дней до прибытия, чтобы позволить натертым ранам зажить. Потом невольников мыли, брили бороду и иногда голову мужчинам и использовали разные снадобья, чтобы скрыть их раны. Седые волосы сбривались или перекрашивались в черный цвет. Наконец, матросы натирали тела африканцев пальмовым маслом. Весь этот процесс повышал ценность товара. Благодаря рабочим рукам матросов на судно были погружены дорогостоящие предметы потребления, вскоре доступные для продажи [334].

Моряки, рабы и насилие

Ливерпульский автор Дикки Сэм описал жестокую действительность жизни раба, прошедшего этот путь: «Капитан запугивает матросов, матросы мучают рабов, сердца рабов разрываются от отчаяния». В этих словах заключена важная правда. Насилие спускалось вниз от капитана и офицеров к матросам и невольникам. Матросы, часто сами избитые и оскорбленные, изливали свое тяжелое положение на еще более презренных и бессильных пленников. То, как это происходило на любом корабле, в значительной степени зависело от капитана, который имел огромную власть для управления кораблем по своему усмотрению. Несмотря на то что капитаны и офицеры были главными агентами дисциплинарного насилия, именно матросы держали передовую линию фронта социальной войны на судне. Это нужно подчеркнуть особо, потому что Джеймс Филд Стенфилд в своем драматическом изложении работоргового путешествия имел тенденцию смешивать матросов с рабами [335].