Много капитанов невольничьих судов принимали властный стиль корабельного лидерства, которому можно подвести итог одним словом: «головорез». Они расхаживали, они бушевали, они запугивали, они ужасали. Одним из лучших примеров такого типа был легендарный Томас «Головорез» Робертс, который провел девять рейсов из Ливерпуля между 1750 и 1768 гг. Как писал Дикки Сэм, ливерпульский автор, который использовал документы и местный фольклор, чтобы написать в 1884 г. историю работорговли в его городе, Робертс был «рожден головорезом». Это была «часть его природы». Но независимо от того, каким он был от рождения и по своей природе, он был известен большими зверствами в работорговле, чем другие капитаны, которые были «бесстрашными, смелыми и жестокими». XIX в. придумал специальное слово bucko (не брезгующий рукоприкладством), чтобы описать этот подвид. Капитан-головорез или помощник-головорез были трудными людьми, которые всегда шли дальше обычных требований корабельной дисциплины. Но это все соответствовало задаче [269].
Один из главных способов, с помощью которых капитан устанавливал свою власть, было частичное или полное запугивание команды. Некоторые капитаны решали с самого начала плавания проявить свою власть: они приказывали, чтобы все мужчины (кроме офицеров) поднимались на палубу со своими сундуками. После этого они их разбивали, ломали и сжигали, обычно ссылаясь на поиск украденного, но скорее утверждая этим символическую уверенность в том, что капитан имеет власть над всеми аспектами жизни подчиненных [270].
Также капитаны выбирали одного члена команды для того, чтобы запугать остальных. Обычно это был юнга, или повар, или черный матрос [271]. Если запугивание иногда заканчивалось убийством (или самоубийством), оно также приводило при случае к зверскому убийству капитана из мести. Так было, например, с капитаном Джоном Коннором, который был убит командой в 1788 г. Его поведение было отмечено непрерывной «варварской жестокостью» [272].
Даже если никого специально не выбирали для запугивания, жесткая дисциплина была обычной на работорговых судах. Самым важным «инструментом исправления» была плеть кошка-девятихвостка, которая легко превращалась в пыточный инструмент. Морской хирург Александр Фальконбридж описал ее как «ручку или стебель, сделанный из веревки трех с половиной дюймов в окружности и приблизительно восемнадцати дюймов в длине, на которой закреплены девять ветвей, или хвостов, с тремя или больше узлами на каждой». «Кошку» использовали в ежедневной социальной работе — от случаев незначительных нарушений и несоблюдения дисциплины до серьезных наказаний как матросов, так и рабов. (Некоторые капитаны отказывались хлестать моряков на виду у рабов, в то время как другие делали это преднамеренно и еще приказывали, чтобы матроса стегал раб.) Некоторые офицеры настольно привыкли использовать «кошку», что даже спали с нею. Цель этих девяти хвостов с тремя узлами на каждом (в некоторые была вплетена проволока) состояла в том, чтобы разодрать кожу жертвы. Но «кошка» не была единственным инструментом поддержания дисциплины. На судне было много предметов, которые можно использовать как оружие: багры с крючком, ножи, вилки, булавки, свайки и болты. Капитаны также не смущались заковывать мятежных моряков в кандалы и в крайних случаях даже в железные воротники, обычно предназначенные для большинства непослушных рабов. Капитан использовал всю технологию насилия, чтобы управлять командой [273].
Некоторые капитаны утверждали свою власть иначе, например, поместив команду на «урезанный паек» по дороге к африканскому побережью или во время Среднего пути. Объяснялось это тем, что из-за неблагоприятных условий плавание удлинялось, провизию достать было трудно, и возникла необходимость ее сохранения. Или капитан просто объявлял, что он нанимал матросов не для того, чтобы их «откармливать». Моряки горько жаловались, считая, что капитан лишал их провизии, чтобы экономить на затратах и, следовательно, увеличить прибыль для себя и судовладельцев.
Еда моряков была невысокого качества, и оно еще ухудшалось во время рейса. Мясо растворялось в рассоле, хлеб так кишел червяками, что они из него просто выползали. Вода была особым источником конфликтов, особенно когда судно находилось в тропических широтах. Многие капитаны невольничьих судов использовали причудливый обычай, чтобы ограничить потребление воды. Бочонок с водой, который охраняли с оружием, устанавливали на грот-марсе. Морякам приходилось подниматься на самый верх, если они хотели выпить воды [274].
Другой важной возможностью контролировать внутреннюю экономику была продажа по раздутым ценам различных вещей, таких как «спецодежда» (рубахи, брюки, куртки, шапки), ножи, табак, бренди и ром, когда корабль был в море. Это также вызывало негодование среди матросов, потому что высокие цены сокращали их заработную плату. В конце длинного, опасного рейса у некоторых матросов не оставалось жалованья, которое им должны были бы заплатить, и некоторые совершали то, что называлось «бристольский рейс», когда они возвращались в порт, откуда начинали плавание, и оказывались еще должниками капитана. Это, в свою очередь, порождало своего рода долговую кабалу, которая давала капитану готовую рабочую силу для следующего работоргового рейса [275].
Торговец
Как только работорговый корабль достигал побережья Африки, капитан превращался теперь в купца, покупая и продавая товары и живой груз у европейских и африканских торговцев на африканском побережье. Знание и опыт требовались как для «торговли на берегу», так и для «торговли на корабле», но особенно они ценились во втором случае и во всех других вариантах прямой торговли без посредников с африканцами. У капитанов невольничьего судна, которые уже вели торговлю людьми в этой специфической области, было большое преимущество. В течение XVIII в. они могли найти переводчиков на почти любой части побережья, и, конечно, многие африканские торговцы говорили на гибридном языке или креольском английском наречии. Все же у капитана, который знал один или более африканских языков, были большие торговые преимущества. Это давало больше возможностей тем, кто «вырос» в работорговле и таким образом изучил с юности африканские языки.
Хью Крау начал карьеру позже, но сделал много рейсов как матрос, помощник капитана и как непосредственно капитан к заливу Биафра, и он гордился тем, что умел говорить на языке игбо. Благодаря своей кипучей энергии Крау стал любимцем среди торговцев, с которыми он вел дела, или он выдавал желаемое за действительное в своих мемуарах.
Установление власти в пределах торговых отношений было делом нелегким, и иногда капитаны прибегали к грозной силе орудий на корабле, которым они командовали. В тех областях, где работорговый корабль мог бросить якорь близко от берега, капитан мог сделать пару выстрелов из орудий в направлении торговой деревни, чтобы «поощрить» местных торговцев доставить большее количество рабов или предлагать их по более низким ценам. Моряк Генри Эллисон свидетельствовал перед парламентом, что в 1760-х гг. он видел семь или восемь капитанов невольничьих судов, устроивших огненный концерт «красными горячими выстрелами» по торговому городку на реке Гамбии, они подожгли несколько зданий, чтобы заставить торговцев снизить цены. В июне 1793 г. нечто подобное произошло в Камеруне, когда капитан Джеймс МакГалли нацелил орудие на каноэ черного торговца, убил одного и потом отправил сообщение, что никто не должен продавать рабов никому другому, пока капитан МакГалли не наберет столько людей, сколько ему нужно. Все же необходимо подчеркнуть, что это было исключение из правил. Большинство капитанов тщательно выстраивали свои отношения с африканскими торговцами, особенно если они рассчитывали на длительные экономические отношения. Торговля зависела в значительной степени от доверия и согласия [276].
Чтобы начать торговлю, капитан приказывал, чтобы матросы достали из трюма разные дорогостоящие промышленные товары, которые будут обменены на человеческий груз. Когда главная палуба судна превращалась в рынок, капитан становился «большим человеком», торгуя наравне с другими «большими людьми», иногда с местным «королем», которому он платил пошлину. Также он подкупал местного главу той или иной группировки и торговцев, давая им
Дженкинс перечислил товары, которые владельцы судна погрузили на борт, прежде чем он уплыл из Бристоля, и которые теперь были выложены на палубе для продажи. Груз состоял из огнестрельного оружия и боеприпасов, тканей, металла и металлоизделий, алкоголя и других товаров, таких как головные уборы и бусы. Большую часть груза составляли мушкеты (шестьсот штук), короткоствольные ружья, кремни и порох. Затем, в порядке уменьшения ценности, — разные ткани и одежды, произведенные в Англии и Индии; железные копья и медные пруты, ножи и железные горшки; и многое другое. Капитан Дженкинс также имел на борту «1885 галлонов бренди в бочках», так же как в бутылках и маленьких бочонках, которые назывались
Самой замечательной в этом документе была осторожная запись Дженкинса о его деловых операциях с африканскими торговцами начиная с короля Бонни, которому он заплатил пошлины и плату за лес и воду. Дженкинс записал все имена торговцев. Он заплатил dashee Лорду Йорку, Черному Тому, Джентльмену Парламента, Виселице и еще семидесяти пяти другим, которые были разделены на две основные группы, одна из которых была связана с королем, а вторая — с «большим» торговцем Джоном Мендозой. Из восьмидесяти человек, которые получили
Большинство покупок были мелкими, так как торговцы доставляли одного, двух или троих рабов на борт за один раз, что было типично почти по всему побережью. Только три продавца поставили больше двадцати человек; еще шестеро доставили немногим больше десяти, и только несколько человек из них привели по десять человек за один раз. Ведущим поставщиком был Джемми Шарп, который посетил судно 7 раз и продал 28 рабов. Из тех, кто действительно поставлял рабов, 24 торговца получили
Брат капитан
Капитаны работорговых судов устанавливали отношения друг с другом за те несколько месяцев, пока они занимались закупкой рабов на побережье Африки. Здесь, в различных портах, они неоднократно встречались, обедали компанией в два-три и больше человека на различных судах или с африканскими торговцами на берегу, преодолевая изоляцию команды и делясь новостями и полезными знаниями. Уильям Смит, инспектор Королевской африканской компании, отметил, что капитаны и офицеры работорговых судов, стоявших на реке Гамбия в 1726 г., «посещали друг друга ежедневно». То же самое было везде, где было несколько кораблей. Даже при том, что они конкурировали друг с другом, чтобы провести торговлю быстрее и с большей пользой, набрать больше рабов и отплыть скорее в Новый Свет, в целом они действовали в общих интересах [280].
Джон Ньютон посещал и общался с другими капитанами регулярно, обмениваясь полезной информацией всех видов: о государственной торговле, ценах на рабов, о новостях, о бедствиях и катастрофах. Он просил одного капитана забрать его мятежных моряков и непослушных рабов, другого — предоставить врача. Он участвовал в «шутках» с равными себе, большей частью это были, очевидно, сексуальные подшучивания. Другие дразнили Ньютона за рабскую преданность единственной женщине — его жене Мэри; он возражал, говоря, что «они, наоборот, — рабы сотен женщин», многих из которых они купили на побережье. Капитаны общались непринужденно, с привычной легкостью прибегая к языковым особенностям своего ремесла.
Часто информация, которой они обменивались, могла стать вопросом жизни или смерти. Они неоднократно говорили о бедствиях, захвате судов африканцами, кровавыми восстаниями, пропаже без вести матросов, о взрывах и кораблекрушениях. Капитан Стрит передал важные сведения, сообщив с Рио-Понгас новости о Наветренном берегу в 1807 г. Он перечислил тринадцать работорговых судов и сообщил время, когда они планируют набрать невольников и отплыть; он отметил, что их капитаны с большим трудом смогли закупить необходимое количество риса, которым они должны были потом кормить рабов во время Среднего пути; он рассказал, что два судна были повреждены рабами с местной фактории. Он также описал бунт и покушение на капитана МакБриджа и высокую смертность на его судне «Работник», а также о массовом бегстве матросов с судна «Байем» [281].
Главным образом капитаны говорили на встречах о делах — о пригодности рабов и прежде всего о ценах на них, но также об отношениях с черными торговцами (кому можно было доверять, а кому нет), и какие именно товары стремились купить африканцы. Они могли также поделиться запасами, предоставить квалифицированную рабочую силу (плотника или врача), лекарства, продукты или товары — правда только до тех пор, пока такая помощь не угрожала интересам самих торговцев и судовладельцев, на которых они работали. Почетное место на этих встречах принадлежало капитану, который знал местность лучше всего. Матрос Уильям Баттерворт описал обычай, по которому «самый старый» капитан среди собравшихся (в смысле самый опытный) первым вел судно вверх по реке Калабар для торговли [282].