Самым важным делом теперь стала охрана растущего числа невольников на борту судна, но также возросли и обычные дела по закупке и хранению провизии, обеспечению невольников едой и чистке их помещений. В начале торговли, 18 декабря, Ньютон отметил: «Так как на корабле теперь 12 рабов (из 36 необходимых), день начинается с того, что надо проверять оковы и ставить часовых». Рабов рассматривали как «врагов». Ньютон и команда считали, что невольники сделают все, чтобы избежать неволи и вернуть себе свободу. Рабов-мужчин поэтому заковывали обычным способом — парами, и при этом на палубе находилась вооруженная охрана. Ньютон также ввел за правило стрелять из небольшого орудия, часто во время еды, когда все находились на палубе, чтобы запугать невольников. Оружие было всегда начищено, заряжено и готово к стрельбе. Вокруг борта были натянуты сети, чтобы предотвратить побег, баррикада была обновлена, и в помещениях рабов постоянно велись обыски, чтобы там нельзя было спрятать никаких орудий сопротивления. Вечером 6 мая капитан написал: «Люди нашли два ножа и мешок небольших камней в мужском помещении». Мужчины-невольники были угрюмы, и многие останутся такими в течение всего рейса. «Знойные дни и сырые ночи» наполнялись напряжением [214].
Ньютон посадил под замок невольников в трюм, где они вдыхали почти невыносимую «горячую и отвратительную вонь». По ночам пленникам приходилось пробираться в темноте через плотную массу тел к «бочкам-нужникам», где они испражнялись. Разъяренные поединки вспыхивали между прикованными друг к другу соседями, на которых кто-то неосторожно наступал. Иногда, как отмечал Ньютон, бочки опрокидывались, превращая ужасающую ситуацию в невыносимую. Тем временем из-за сильной качки кандалы перетирали тела невольников (пока они лежали на грубом деревянном настиле). По утрам, когда погода была хорошей, трюм открывали и рабов выводили на главную палубу для «проветривания, еды и танцев». В это время Ньютон и его команда иногда обнаруживали мертвеца, прикованного к живому. Труп выбрасывали за борт, в то время как на живых снова надевали цепи, закрепленные кольцами в полу палубы. Здесь они питались два раза в день, пища состояла из конских бобов, гороха и риса с небольшим количеством солонины [215].
Ньютон запасал продовольствие для длинного плавания вдоль побережья и по Среднему пути по Атлантике. Он собирал дождевую воду в бочки во время штормов и пополнял запасы воды при каждой возможности. Он закупал корзинами рис, особенно когда выяснил, что в апреле покинет побережье. Он передвинул судовые печи в центр корабля, чтобы создать больше помещений для «груза». Он следил, чтобы моряки чистили помещения невольников, удаляя экскременты и грязь. Он поджигал «на нижней палубе, смолу, табак и самородную серу», чтобы дезинфицировать жилые помещения и нейтрализовать зловоние [216].
Вскоре был обнаружен новый корабельный враг: «Герцог Аргайл» кишел крысами. Ньютон писал, что «крысы нанесли большой ущерб парусам». Он вез с собой из Ливерпуля котов, но они сдохли, и теперь нельзя было найти других ни за какие деньги. Ньютон приказа чинить испорченные паруса, но выяснил, что крысы разгрызали ткань быстрее, чем ее восстанавливали. Скоро крысы добавили и другую неприятность в корабельную жизнь: «На борту их стало так много, что они были готовы сожрать любой предмет». Голодные существа перегрызали корабельные канаты «и кусали спящих людей».
Управление беспокойной командой становилось проблемой. Уилл Лапворт, один из матросов, которые перешли на борт судна Ньютона с Корабля Его Величества «Неожиданность» в обмен на четырех мятежных моряков, ворвался в каюту капитана и нашел бочонок бренди, после чего был по приказу Ньютона закован в наручники и получил дюжину ударов плетью кошкой-девятихвосткой. Ньютон также узнал, что третий помощник Джон Гамильтон имел опыт работорговли, и что он «застрелил человека во время последнего рейса где-то за Кейп-Маунтом». Теперь помощник отправлялся за невольниками на лодке в те же места, и это заставило Ньютона опасаться мести, которой славились аборигены.
Ньютон обменивался информацией с другими капитанами на побережье. Он узнал о судьбе корабля «Одлингтон», также принадлежащего мистеру Менести. На нем произошла резня, африканцы в Рио-Сестос «убили помощника и еще одного человека». Он обратился к капитану Джасперу с корабля «Принц Генри», «чтобы узнать, не могу ли я получить рабочие руки». (Ему предложили только неопытных людей низкой квалификации за полную цену, и он отказался.) Он узнал, что капитаны Пембертон, Фриман и Уэйнрайт потеряли свои корабли вместе с командой. Он посчитал «странным, что на трех судах подряд вспыхнули мятежи». Он не стал выяснять, имели ли условия работы и жизни для моряков на побережье какое-либо отношение к этой странности.
Еще более серьезной, чем мятеж моряков, стала для капитана проблема здоровья команды. Африканские тропики несли смерть европейцам, это знали все, и поэтому работорговцы, подобно Менести, и другие капитаны, как Ньютон, заранее нанимали более многочисленную команду, как это было сделано на «Герцоге Аргайле». Несмотря на то что владельцы судов заранее планировали преждевременную смерть членов команды и поэтому нанимали больше людей, чем было нужно, угроза болезней оставались серьезной проблемой, как заметит несколько лет спустя сам Ньютон. На большинстве рейсов численность и физическая выносливость моряков уменьшались обратно пропорционально росту купленных рабов, так как чем больше невольников оказывалось на борту, тем сложнее было их охранять.
Члены команды начали умирать после 10 декабря, когда корабль достиг побережья. Эдвард Лоусон умер от лихорадки и был захоронен так быстро, что это «было чрезвычайно оскорбительно». Месяц спустя полная лодка команды возвратилась к судну с расстроенным здоровьем после того, как они закупили рис, слоновую кость и одиннадцать рабов. Один человек уже умер и был похоронен на берегу, четверо были настолько больны, что заставили грести женщин, которых они купили. Один скоро умер от «лихорадки», другие, включая врача и нескольких рабов, тоже заболели. Ньютон попросил прислать другого врача с близлежащего работоргового корабля, тот поднялся на борт и сделал все что мог, но это не помогло. Главный помощник Джон Брайдсон скоро умер от болезни, которую Ньютон назвал «самой сильной лихорадкой, которую я когда-либо видел». Немного здоровых членов команды делали все что могли, чтобы похоронить тела товарищей.
Невольники начали умирать после 9 января, первой умерла «прекрасная рабыня — женщина № 11» — из-за «летаргического расстройства, от которого редко оправляются». Мертвые члены команды были поименованы и захоронены, в то время как умершие африканцы отмечались по номерам, под которыми они фиксировались на борту судна, а их тела просто выбрасывали за борт — акулам на съедение. Боясь эпидемии, Ньютон приказал, чтобы моряки очищали помещения, окуривали судно в течение двух часов и мыли палубы с уксусом. Все же в марте смерти на нижней палубе продолжались: «Мужчина № 6, мальчик № 27, мужчина № 33 — все умерли от лихорадки, которая полностью истребила наши лекарства». Пребывание на побережье затягивалось, скоро должен был наступить сезон дождей, в это время заболела еще дюжина человек; № 100, 79 и 92 умерли. Последнюю из них, юную девочку, Ньютон отослал на берег к черному торговцу, не потому что хотел помочь ей справиться с болезнью, а «чтобы избавить судно от неприятности». Очевидно, она не могла страдать в тишине, как предпочитал капитан. «Герцог Аргайл» теперь имел «печальный вид больного судна», и скоро здесь стало все настолько плохо, что Ньютон был вынужден отменить религиозные службы. Однако к началу мая ситуация стабилизировалась. «Я полагаю, что моя торговля в этом рейсе закончена», — написал Ньютон. Десять дней спустя он бросил якорь в Антигуа, и самая опасная часть рейса была закончена.
Вскоре после того, как африканское побережье осталось позади, Ньютон, возможно, пожалел о своем решении купить рабов, которые подняли мятеж на французском корабле. Вечером 26 мая молодой человек, который находился «весь рейс в оковах», сначала из-за крупной язвы и с тех пор из-за кажущегося хорошего поведения работал на судне и смог передать свайку39 вниз рабам, которые освободили себя от оков. Они сделали это быстро и спокойно, так как «инструмент не производил большого шума», и вскоре почти двадцать человек сломали и сняли кандалы. Однако заговор был обнаружен. Один матрос заявил о том, что видел, как молодой человек передал свайку вниз (хотя почему на это ушло больше часа, осталось тайной). Ньютон немедленно вернул всех мятежников в их оковы. На следующий день он «наказал шестерых из главарей», но не сказал, что именно он с ними сделал. Вероятнее всего, он отхлестал их кошкой-девятихвосткой. Он также приказал, чтобы плотник восстановил переборку в трюме, которую повредили мятежники.
Ньютон полагал, что в этом проявилась «милость Провидения», благодаря чему и он сам, и его команда выжили. «Их заговор был очень хорошо подготовлен, — писал он, — и будь у них времени часом дольше, они причинили бы нам большие неприятности». Он также чувствовал, что он удачно выбрал время: «У меня есть основание быть благодарным, они не делали попытки поднять мятеж, пока мы были на побережье, когда по 7-8 человек из нашей команды отсутствовали одновременно, а те, кто оставались на судне, были крайне заняты». Ньютон также знал, что сопротивление не было прекращено. Рабы «все еще выглядели мрачными и угрюмыми и несомненно имели злой умысел и, если они могли, нашли бы возможность его проявить». Он надеялся, что публичное наказание (независимо от того, каким оно будет) и стрельба из орудий с «Божьей помощью помогут полностью вызвать в них благоговение». На повестке дня встало устрашение.
Несколько недель спустя Ньютон оказался в другой ситуации. Выяснилось, что кто-то из рабов «нашел средство отравить воду в бочках на палубе. Они сумели опустить один из своих “фетишей”, или “талисманов”, без сомнения со злорадным проклятием, в бочку воды». Ньютон полагал, что это было сделано для того, чтобы «убить всех тех, кто пил из этих бочек». Он опасался, что это случилось из-за того, что он дразнил суеверных язычников. Он закончил: «Если Богу будет угодно, чтобы они не делали худших вещей, чем околдовывать нас до смерти, они нам не будут опасны, хотя это и неприятно».
На «Герцоге Аргайле» было несколько смертных случаев среди моряков и рабов, но корабль прошел Средний путь, прибыв в Антигуа 3 июля 1751 г. Ньютон не написал ничего в журнале о продаже этих 146 человек, которых он транспортировал по Карибскому морю. Он отметил деловитым тоном, что забрал новый груз и отправился в обратное плавание в Ливерпуль «битком забитым». На обратном пути он перенес смерть своего друта доктора Роберта Артура, затем ураган, который вынудил моряков вычерпывать воду помпой, чтобы корабль не затонул. Он прибыл в Ливерпуль 7 октября 1751 г. Его судовой журнал заканчивается словами «хвала Всевышнему».
Однако результатом рейса и для владельца, и для капитана стали потери. Ньютон лишился почти четверти команды (умерло 7 моряков из 30) и невольников — умер каждый шестой (28 человек из 164). Последние цифры, без сомнения, были бы больше, если бы Ньютон смог взять на борт 250 рабов, как хотел мистер Менести. Главная задача работоргового корабля, как Ньютон позже объяснял, состоит в том, что он должен «быть полон». Этого не случилось, и разница между предназначенным и фактическим грузом стала главной причиной того, что рейс не принес выгоды. Карьера Ньютона едва не рухнула [217].
Второй рейс, 1753 г.
Джон Ньютон впервые увидел «Африканца», свое новое судно, «на стропилах верфи» в Ливерпуле, когда его еще строили. Он сдерживал себя во время праздника в честь спуска судна на воду, понимая, что ему теперь требуется более серьезный настрой. Жизнь Ньютона совершила крутой религиозный поворот за несколько месяцев от его первого до второго плавания, он начал вести духовный дневник, преследуя три цели: «принести глубокое раскаяние в моих прошлых грехах и безумствах», «расширить образ мыслей» и «обратить мое сердце к совершенному миру и милосердию ко всему человечеству». Переживая, что раньше он отступал от веры, он дал зарок молиться два раза в день, изучать Библию, соблюдать священный день отдохновения, быть примером для других и быть «хорошим воином Христовым». Осознав свои прошлые неудачи и опасаясь новых «потерь», он искренне молился за успех рейса [218].
«Африканец» покинул Ливерпуль 30 июня 1752 г. Как и «Герцог Аргайл», новое судно было шнявой скромного водоизмещения в сто тонн. Мистер Менести все же процветал, несмотря на невыгодный рейс, сделанный Ньютоном. Судовладелец вновь потребовал от капитана Ньютона, чтобы тот собрал 250 невольников на Наветренном берегу (Сьерра-Леоне, Рио-де-Нуньес, Кейп-Мезурадо, Кейп-Пэл). Рабов надо было доставить на этот раз в Сент-Китс. Команда была немного меньше — всего двадцать семь матросов, с тем же самым разделением рабочей силы. Только двоих из членов команды, стюарда Джозефа Феллоуэса и юнгу Роберта Кроппера, капитан нанял вновь после предыдущего рейса [219].
Если бы не сильная гроза, которая потрепала «Африканца» 11 ноября и поразила нескольких моряков молнией, плавание проходило бы тихо и спокойно. Однако Ньютон уделял больше внимания изучению Библии, латинского и французского языков, чтению классиков и математике, чем корабельным делам, что было ошибкой. В своем духовном дневнике он подробно и регулярно записывал повседневный распорядок дня — чтение религиозных книг, занятия, отдых. Он полагал, что жизнь в море была хороша для «пробужденного сознания», особенно если это помогает исправить «грубые грехи» других людей. Он написал в четверг 13 августа, что прибыл в Сьерра-Леоне «со всеми в добром здравии, избежав большого количества несчастных случаев во время плавания». Он назвал свое судно «мирным королевством» [220].
Вскоре Ньютон начал уделять особое внимание исправлению «грубых грехов» моряков, иначе говоря, он стал заниматься преобразованием их характеров и спасением их душ. Он считал необходимым бороться с «необразованностью и грубым поведением большинства матросов, их распущенностью, безверием, бесчувствием» и многими другими пороками, с которыми часто приходилось сталкиваться в плаваниях, особенно в африканских рейсах. Он отметил, что «успех риска» работорговли стоит многих жизней и душ. Он решил проводить церковную службу дважды по воскресеньям и требовать строгого соблюдения праздничных дней. Матросы, однако, не приветствовали его забот, и в своих письмах набожный капитан не раз отмечал, что ему удалось изменить только одного из них... [221]
«Грубые грехи» не только не искоренялись, но становились все хуже. Пока капитан занимался религиозными упражнениями, несколько из его моряков организовали мятеж. Пятнадцатого ноября моряк Уильям Куни сообщил капитану, что Ричард Свейн заставлял его подписать договор мятежников, в котором они поклялись хранить заговор в тайне и помогать друг другу. Их целью были захват судна и превращение его в пиратский корабль.