— Всё? — спросил Артем у Эммы.
Она кивнула.
— Что дальше будет?
Эмма не ответила.
— Кто ты?
Эмма улыбнулась, поцеловала Обухова в губы.
— Кто-нибудь еще остался кроме нас с тобой? Эмма показала рукой вдаль. Артем разглядел маленькую точку на воде.
— Скажи, аист прилетит? Почему ты спасла меня? — спросил Артем.
— Не спасала.
— Тогда зачем мы сюда забрались?
— Смотри, как умирает мир, на который ты все время злился.
Точка, на которую показывала Эмма, приблизилась, и Артем разглядел лодку. Когда лодка подошла ближе, он увидел в ней Харитона. Эмма спустилась в причалившую к водонапорной башне лодку. Тут же ударил ливень, да такой, что стало видно, как поднимается уровень воды. Обухов даже не пытался присоединиться к ним. Он уже понял, что для него в ней места нет. Артем поначалу равнодушно, словно смирившись со своей участью, наблюдал, как удаляется лодка с Харитоном, теперь еще больше похожим на викинга, он будто стал еще шире в плечах и выше ростом, Эмма рядом с ним казалась прозрачной и невесомой, но стоило лодке отойти дальше, когда уже нельзя было рассмотреть Эмму и Харитона, Обухов почувствовал, как в нем разрастается злость. Когда лодка превратилась в точку на горизонте, злость, что была его постоянной спутницей в городе и которая совсем утихла здесь, в Русово, накрыла его с головой. Он злился на полковника Шадрина, отправившего его черт знает куда, злился на майора Усаченко за то, что был, и за то, что умер, на Русово и всех его сумасшедших жителей, на самого себя и, конечно, на Эмму, но больше всего на аиста.
Когда лодка исчезла из вида, башня почти полностью скрылась под водой. Артем смотрел в небо, пытаясь увидеть летящего аиста. Когда вода подобралась к шее, Артем тихо сказал: «Аист никогда не прилетит».
Кузьмич, Лялька и столетняя деревня
Предчувствие
Ляльку Кузьмич девять раз убивал. Каждый раз после такого столетняя деревня преставала быть, но умудрялась существовать.
Лялька на Кузьмича ни разу не обиделся. Было бы за что.
Той весной в самом ее начале, когда кажется, что зимы больше не будет никогда, Кузьмич и Лялька в очередной раз спорили друг с другом, сидя на противоположных холмах. В измышлениях и противоречиях рождались смыслы, смыслы оставались в миру, и оттого рождалась столетняя деревня.
Кузьмич называл такое перезагрузкой. Лялька такое не называл никак. Так и говорили оба: «Никак перезагрузка».
Перед восьмой никак перезагрузкой, когда в столетней деревне объявился вирусолог и всем приказал не выходить из домов, Кузьмич с Лялькой в лесу были, корову, от сибирской язвы сдохшую, выкапывали.