Книги

Бульвар рядом с улицей Гоголя

22
18
20
22
24
26
28
30

А ведь когда-то шапка была не столько для тепла, сколько для того, чтобы в нужный момент скинуть с головы и показать, что тебе совсем не холодно. Да и теплая куртка для этого же. Скинуть шапку, расстегнуть куртку, не потому что не холодно, а потому что жизнь — кипящее молоко, с которого не успеваешь вовремя снимать пену, убавлять газ и следить, чтобы не пригорело.

Поднимаюсь на лифте. Дверь в квартиру не заперта и приоткрыта. Я слышу голоса. Женский и детский. Резко открываю дверь. Красное разлетистое платье мелькает в прихожей. Проверяю комнаты, захожу на кухню. В квартире никого нет.

Когда солнце село, на прудах бульвара рядом с улицей Гоголя включили фонтаны и подсветку. Исчезли тени. Ночь всё выкрасила в бледный черный. Последние люди покинули бульвар рядом с улицей Гоголя. Когда выключат фонтаны, я буду уже спать. Буду вспоминать единственный день своей жизни, который еще не потерял краски, и этот же день мне будет сниться.

3

Утро. Я вышел из магазина с пачкой сигарет и бутылкой пива. В кармане позвякивают тридцать рублей мелочью. Иду вдоль прудов на бульваре рядом с улицей Гоголя. Фонтаны выключены. В эту сторону я всегда иду один. Никакой толпы, никто меня не обгоняет. Бульвар заканчивается автомобильной дорогой, но я никогда не видел здесь ни одной машины. Через дорогу не перейти. Сколько раз я ни пытался, всегда происходит одно и то же — появляется курьер с брендированным рюкзаком доставки еды за плечами, подходит ко мне и говорит: «Через дорогу можно перейти только в сторону бульвара, обратно нельзя». Спрашиваю: «Почему?» Курьер улыбается и, словно ребенка, берет меня за руку. Я хотел бы высвободиться, но в руке нет воли, а ноги послушно ступают туда, куда ведет курьер. «Видел женщину в красном разлетистом платье, в красных туфлях и девочку лет семи с белыми волосами?» — спрашиваю. «Видел, они по ту сторону дороги», — отвечает. «Тогда почему я вижу иногда красное платье у себя дома?» Курьер ничего не отвечает. Мы проходим пруды и оказываемся посередине бульвара рядом с улицей Гоголя.

Курьер отпускает мою руку. «Доставку можно заказать?» — спрашиваю. «Нет, по твоему адресу сегодня доставки нет».

Покупаю беляш за тридцать рублей. Выслушиваю вчерашнюю историю от продавщицы, иду к реке и жду паромщика. Сегодня что-то изменилось, мне кажется, что паром теперь ближе к берегу, а очередь на пристани стала меньше. Паромщика я не дождался. Сегодня особенный день, не похожий ни на один из тех, что я проживаю.

Почти бегом пересекаю бульвар рядом с улицей Гоголя и снова оказываюсь со стороны дороги. Я никогда не приходил сюда два раза в один день и не видел, что делает курьер, когда не мешает мне перейти дорогу. А курьер переводит людей с той стороны дороги на бульвар. Ведет, как детей, за руку. Некоторых по одному, кого-то целыми семьями. Каждого просит расписаться за доставку. «Так вот откуда берутся новые люди на бульваре», — думаю.

Доставка продолжалась до заката. Когда солнце почти село за горизонт, курьер доставил на бульвар еще одного человека, снял рюкзак, до отказа забитый расписками за доставку, и, устало выдохнув, сел на него.

«Откуда они все?» — спросил я. «Из жизни». — «А мы тогда где?» Курьер встал, закинул рюкзак за спину и, грубо схватив меня за руку, повел в сторону дома.

Следующим утром, доев беляш и скормив остатки голубям, я не пошел ни в сторону реки, ни в сторону дороги. Я остался тут же, неподалеку, и присел на ближайшую скамейку. Ни разу я не проводил день на бульваре рядом с улицей Гоголя, не двигаясь с места.

Первый раз за все время, что я здесь нахожусь, я попытался вспомнить, как тут оказался. В той жизни, в тот последний день, когда я себя помню до бульвара рядом с улицей Гоголя, тоже ведь никогда не думал, как я там очутился. Жизнь просто текла, иногда бурлила проблемами, словно река на порогах, бывало, и успокаивалась, но никогда я не размышлял, почему я именно здесь и именно сейчас. Так и с бульваром — казалось, он был всегда, и я всегда каждое утро покупал бутылку пива, пачку сигарет и беляш. Каждое новое утро я шел к реке или к дороге. Какое потрясающее открытие — так было не всегда! Погрузившись в размышления, я не заметил, что прошло несколько часов. Очнулся, только услышав громкий, даже резкий, но треснувший от старости голос: «А билет на выход покупать не надо, по-твоему? Я за тобой еще тысячу лет носиться буду?» Передо мной стояла бойкая энергичная женщина чуть старше меня. Она была из тех неугомонных женщин, что уже в двадцать пять лет ходят на собрания жильцов дома, они не дают покоя служащим ЖЭКа, они вызывают полицию, когда кто-то курит в подъезде, но при этом запросто могут со всем своим семейством усесться во дворе жилого дома недалеко от детской площадки, распалить мангал и до вечера жарить шашлыки, потребляя их под водочку, а на следующий день гулять с ребенком на той же детской площадке и орать на соседей, что, дескать, чего они тут устроили пикник с шашлыками: «Сейчас полицию вызову».

«Билет, говорю, покупать не надо?» — заорала она на меня. «Какой билет, теть? На какой выход?» — «Из троллейбуса!» — «Какого троллейбуса! У меня и денег нет!» — разозлился уже я. «Деньги, — женщина подбоченилась и посмотрела на меня, смягчившись. — Не помнит ничего, надо же. Сам все придумал и ничего не помнит. Так и собираешься по бульвару бродить, пока билет на выход не купишь? Или мне шофера позвать?» Я перестал понимать что-либо вообще и смотрел на женщину, не зная, что сказать. Она поняла, что я не собираюсь покупать билет на выход и, повернувшись в ту сторону, где дорога и курьер, охраняющий дорогу, так свистнула, что качнулись деревья. Уже через мгновение я увидел, как к нам бежит курьер и высокий грузный мужчина с рулевым колесом троллейбуса в руках. Я вскочил со скамейки, женщина схватила меня за рукав. Не без труда вырвавшись, я побежал в сторону дома.

Запах в квартире показался непривычным, но приятным, будто на кухне кто-то печет хлеб. Я рванул в комнату, здесь пахло сыростью, но не так, как пахнет в подвале или в жару после ливня, похоже на сырость только что выкрашенных стен. Посередине комнаты стоял мольберт с недорисованной картиной на нем: вот на картине бульвар рядом с улицей Гоголя, продавщица с беляшами, река и мужчина на набережной в сером костюме и в серой шляпе, вот на другом конце бульвара дорога, через дорогу переходит курьер с брендированным рюкзаком доставки еды. Карандашом на дороге обозначены машины, еще не оживленные красками. Площадь Ленина тоже есть, за ней все смазано, кроме четко прорисованного троллейбуса. Я посмотрел по сторонам. Пустая минуту назад комната наполнилась недорисованными картинами тут и там. Не закончена была ни одна.

Я почувствовал, как со спины кто-то подошел и нежно положил руки на плечи. Не стал оглядываться, я уже знал, что это женщина в красном разлетистом платье и в красных туфлях. Незаконченную картину этой женщины я заметил в углу комнаты. «Ты обязательно закончишь, допишешь, и я знаю, что это будет прекрасно, ты должен помнить, кто ты». — «Кто я?» — спросил я, то ли ее, то ли себя. «Художник, милый, ты художник». В другой комнате я услышал детский смех. И, конечно, понял, что смеется девочка лет семи с длинными белыми волосами.

Как одержимый, я рисовал весь оставшийся день. Я дорисовал дорогу с идущим по переходу курьером, я зажег у перехода зеленый свет светофора. Я пустил по дороге поток машин. За площадью Ленина появились люди, появились дома, магазины, а троллейбус подошел к остановке. Паром причалил к пристани. Мужчина в сером костюме и в серой шляпе поднялся на паром. На бульваре рядом с улицей Гоголя включили фонтаны.

Следующим утром я не стал покупать пиво, сигареты и беляш. С картиной я уселся на скамейке и стал ждать. Женщина пришла в тот же час, что и вчера, и сказала: «Ну что, билет на выход покупать будешь?» — «Буду», — ответил я и протянул ей картину. Не посмотрев, что нарисовано, она деловито пихнула холст под мышку и вытащила из кожаной черной сумки рулон троллейбусных билетов. Оторвала один и протянула мне. «На следующей выходи и никогда, слышишь, никогда больше не пытайся создать то, что не собираешься заканчивать, художник, а уж тем более не придумывай то, чего не сможешь объяснить. Троллейбус у него экзистенциальный, не приедет он у него никуда никогда!»

«Я хочу такое же красное платье и такие же красные туфли, как у мамы, когда вырасту», — сказал маленький человек, когда мы вышли утром из подъезда. «Будут тебе платье и туфли», — ответил я. Троллейбус остановился и шумно зашипел дверьми. Мы с маленьким человеком сели в хвосте. «А это иксентинальный троллейбус?» — спросила дочь. «Нет, это обычный троллейбус. В экзистенциальный троллейбус можно попасть только один раз за всю жизнь, и билет в нем покупают на выход». — «Почему на выход?» — «Потому что, если не купить билет на выход, этот троллейбус не приедет никуда и никогда».