Полтишок выключал фильмопроектор, по-дедовски гладил меня по голове, говорил:

— Иди, Валентин, завтра придешь, никуда наша деревня без тебя не денется.

Я собирался медленно, нарочно затягивал время. Домой жутко не хотелось. Там было холодно, неуютно. Добрая, улыбчивая, но постоянно уставшая мама в смешном старушечьем халате, который прибавлял к ее возрасту еще лет двадцать. Старый, продавленный диван. Вся мебель в квартире уставшая, казалось, что она уже прожила столько лет, что обзавелась разумом, душой. По ночам эта душа выходила из мебели, бродила по квартире, грустно вздыхала, когда случайно задевала что-нибудь скрипучее.

Мы с мамой уехали из города, когда мне было пятнадцать. С тех пор я здесь не был. И вот теперь, в тридцать три, вернулся.

Два года назад мама умерла. Я знал, что это когда-нибудь случится. Все знают, что смерть — штука неизбежная, но все равно я не смог с этим справиться.

Захотелось вернуться в родной город. Походить по его улицам. Подышать знакомым воздухом. Зайти в родной подъезд. Подняться к квартире и послушать, что там за дверью. Конечно, в ней уже давно живут другие люди, и запах в комнатах совсем другой. Стучаться я не стану. Просто послушаю. Пускай у меня случится слуховая галлюцинация, и я услышу, как скрипит старый паркет под мамиными ногами.

Может, этот скрип заставит расплакаться, чего у меня не получилось на похоронах. Говорят, со слезами выходит стресс и даже горе. Как следует расплакаться. Навзрыд. Чтоб захлебываться. Чтобы рухнула стена черноты, что не позволяет нормально жить. Мне через нее не перебраться, не обойти. Но и ходить вдоль нее сил больше нет.

Я подошел к подъезду. Теперь здесь домофон, и внутрь не попасть за так. Я разглядывал цифры, пытаясь угадать код по кнопкам, которые затерты сильнее других, как услышал за спиной:

— Чудный день, правда? Одолжите полтишок на летательный аппарат!

Я резко обернулся. Передо мной стоял Фриц Васильевич. Он улыбался и смотрел на меня с хитрым прищуром. Старик совсем не изменился. Даже как будто помолодел.

— Привет, Валентин, — сказал Полтишок.

— Здравствуйте, Фриц Васильевич, — ответил я и протянул ему полтинник.

— Славная денюжка, — Полтишок помял купюру и убрал в карман. — Я тебя ждал, есть у меня для тебя кое-что.

Мы зашли к нему домой. Сразу в прихожей Полтишок протянул мне банку монпансье. Я закинул конфету в рот, закрыл глаза и почувствовал, как что-то изменилось. Что именно, я понял, только когда открыл глаза и увидел, что Полтишок намного выше меня ростом. Как тогда, в детстве, мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его лицо. Предметы в квартире стали огромными. Мебель исполинской.

Полтишок достал фильмопроектор из-под кровати. Направил луч света на потолок. Пылинки затанцевали в свете. Из них начали складываться кособокие деревенские домики, сверкающая серебром речка, два холма по краям деревни, на которых сидели два глубоких старика.

— Пойдем, — сказал Полтишок и выключил проектор.

Мы поднялись на крышу. Я как-то не удивился, когда увидел летательный аппарат. Он был в точности таким, каким изображают в энциклопедиях летательный аппарат Леонардо да Винчи. Похожий на вертолет. Только было непонятно, винт у него или парус. Или винтовой парус.

— Сделал, — сказал Полтишок и захлопал от радости в ладоши, как ребенок. — Твой полтинник был последним. Я его больше пятнадцати лет ждал.

Мы сели в аппарат. Мне показалось, что это не он взлетел, а дом под нами исчез. Мгновенно. Парус-винт был неподвижен. Внизу стелилось пушистое покрывало облаков.

Когда облака рассеялись, я увидел кособокие деревенские домики, сверкающую серебром речку, два холма по краям деревни.