Как глубоко живет в каждом из нас детство... Мы стоим с Климом ночную смену на прокатном стане. Клим в немнущейся брезентовой куртке, в больших рукавицах. Из-под желтой каски весело блестят глаза. Рядом с нами — вальцовщик на клети, в раздуваемой сильной струей воздуха ковбойке, на ногах валенки. На левом — квадратный металлический башмак. Он «подрывает» заготовки: наступает башмаком на раскаленные до малинового цвета листы, разлепляет их длинными клещами и подает дальше на ролики. Вот так в детстве когда-то мать положит на тарелку горку блинов, а ты потом отделяешь их один от другого...

— У меня иное, — говорит Клим, когда мы присаживаемся на скамеечке в клети отдохнуть и заговариваем о детстве, — если вижу огонь, у меня перед глазами костер на Амуре. Все двадцать лет.

— Ты на заводе двадцать лет?

— Да, в этом самом цехе.

— И каждый раз — костер?

— Верите, каждый раз.

Я верю, потому что Клим Самар нанаец. Он родился и вырос в двадцати километрах отсюда на берегу Амура в селении Бельго. Его дед и прадед были рыбаками-охотниками. И еще до того, как в начале тридцатых годов заложили здесь знаменитый нынче Комсомольск-на-Амуре, огонь костра, разведенного на прибрежном ли песке или на снегу в тайге, был для нанайца олицетворением дома. Тут можно было согреться, приготовить пищу. Но вот как извечно жив в человеке корень жизни. Огонь «Амурстали» Климу Самару тоже сродни.

В полночь весь озаренный блеском зарниц, молниями движущегося по роликам раскаленного металла гремит и грохочет огромный прокатный цех. Над головой со звонами несется кран. Чье-то женское лицо виднеется в кабине высоко над пролетом. Не жена ли Клима? Она тоже здесь, крановщицей.

А первым пришел сюда Геннадий Иванович Самар, двоюродный брат Клима. Это было еще тогда, когда цех только поставили и шел монтаж оборудования. Геннадий Иванович приезжал на выходные в Бельго в модной форме фэзэушника. Старый и мудрый Кузьма Сорголь говорил:

— Были у нанайцев великие рыбаки и охотники, а вот сталевар первый — Самар.

Геннадий Иванович хотя прямого отношения к стали не имел, но с гордостью называл себя в родном селе сталеваром. И Клим захотел пойти по его стопам. Тем более, что Кузьма Федорович Сорголь теперь даже всеми уважаемого директора школы Владимира Ивановича ставил на второе место после Геннадия Самара. А старого Сорголя Клим уважал. Когда-то давно они вместе с отцом Клима создавали в селении первый колхоз. Как война началась — отец первым в селении добровольцем ушел на фронт. Он погиб под Смоленском. И теперь Сорголь был для Клима вроде бы как за отца. То есть, когда говорил Сорголь, Клим считал, что так бы говорил ему отец, будь он жив. Собираясь в училище, Клим пошел к Сорголю:

— На сталевара поеду учиться.

Кузьма Федорович внимательно посмотрел из-под бровей, ничего не сказал.