— То-то хорошо, что знаешь. Ты мне еще тогда медаль вручал.
— Помню.
— За память — спасибо, — просто сказала тетя Настя.
Нет, он и на новом месте не забудет их: тетю Настю, Максимова, Ермолина и всех-всех, с которыми прожил эти нелегкие годы.
Длинный ветер
— А что было потом?
— Потом меня сняли с работы, исключили из партии. Вот он предложил исключить...
Мирзоев жестом показал на стоявшего поблизости Мустафаева. Когда мы с секретарем райкома партии Мустафаевым поехали дальше по Кюдринской долине в сторону гор и я спросил его о Мирзоеве, тот ответил:
— Да, была с ним история...
Иной раз случится в жизни эпизод мелкий на первый взгляд, но западет тебе в душу, и ты часто именно его почему-то вспоминаешь... В то августовское утро семьдесят седьмого года райкомовский шофер подкатил к дому секретаря и, когда Мустафаев сел в машину, привычно спросил:
— Куда?
— В Шемаху.
Шофер машинально тронул машину и вдруг затормозил от неожиданности:
— Значит, все это верно?
— Верно, рекомендуют меня туда секретарем.
Мустафаев видел в зеркале огорченные глаза водителя. Как только выехали за околицу Ханлара, вдруг влетел камешек в переднее стекло и на мелкие осколки. Притормозив, шофер мрачно сказал:
— Плохая примета. Может, вернемся?
Даже теперь, спустя несколько лет, как часто вспоминается Мустафаеву во всех подробностях то утро: подсиненный рассветный туман в долинах, осколки стекла на мокром от росы капоте машины, озабоченное лицо шофера и его: «Плохая примета». Только на миг мелькнуло: «Может, к вечеру выехать?» Но мгновенно, как бывало когда-то в армии, когда очень что-то нужно — взял себя в руки, спокойно сказал:
— Ладно тебе, Армо. Трогай.