Прости-прощай, тихий мой Емецк: старые тополя за окнами обветшалых домов, неслышная Емца с темной рябью на мелководье, луг за ней и дальше — густая гряда леса за Северной Двиной. Прощай и низкий тебе поклон за все тут прожитое.

Журавлев глубже натянул кепку на седеющие волосы и, садясь в машину, вдруг почувствовал что-то твердое в нагрудном кармане. Вспомнил: вчера, укладывая вещи, жена достала из ящика стола коробки с наградами — их, правда, было немного — и спросила:

— А это в чемодан?

Журавлев протянул руку:

— Дай-ка сюда, — и положил в карман пиджака.

Дорога в город шла лесом. По обочине стояли буйные в рост человека заросли цветущего Иван-чая, и казалось Журавлеву, что бредет он по бескрайнему сиреневому ковру, разделенному ровной дорожкой посередине. И от этого, а может оттого, что светило теплое летнее солнышко, паутина блестела на ветвях, в небе висели легкие облака — ушла из груди горечь расставания с Емецком. Он наклонился вперед, чтобы еще раз почувствовать твердость коробки в кармане, и вдруг неожиданно подумалось: «Так был ведь белый конь. Был...»

В тот далекий двадцатилетней давности морозный декабрьский день он прилетел в Емецк из Архангельска на самолете. Сели в безлюдном поле на окраине занесенного снегом по самые окна поселка. Встречал его веселый мужик в тулупе до пят, в стоптанных валенках:

— Новый директор леспромхоза? — сказал, протягивая руку.

— А ты откуда узнал?

— А я все знаю, — засмеялся встречающий. — Фамилия моя, знаете, какая? Доставалов Сергей Федорович. В леспромхозе я по хозяйству. Так что положено все знать...

И повел его от самолета. Прямо в поле на белом снегу стоял белый красавец конь, впряженный в розвальни.

— Ваш, товарищ директор, персональный... Лучше всякой «Волги», особливо по нашим местам, — представил Доставалов.

Он продолжал еще что-то говорить, подавая тулуп Журавлеву, начинало пуржить, поправлял сено в розвальнях, но Журавлев не слушал его, он думал: ах, рано ты мне подаешь белого коня, Доставалов. Но все равно наступит такой день, когда я сам въеду на нем в Емецк... Обязательно наступит...

По дороге в поселок Доставалов много рассказывал Журавлеву про леспромхоз кроме того, что ему было уже известно. И вообще, в этом Журавлев убедился позже, Сергей Федорович оказался человеком не только глубоко порядочным, но и беззаветно преданным делу.

Сколько они потом за время совместной работы изъездили тут лесосек и делянок, сколько бед пережили, и всякий раз, когда знамя ли присудили, наградили кого, или там премия, Журавлев непременно вспомнит тот зимний день, Доставалова в неуклюжем тулупе до пят и скажет себе: «Так как же насчет белого коня?»

Но и до этого было еще далеко...

Ночью в полунатопленной комнате для приезжих при леспромхозовской конторе Журавлев листал старые документы... В двадцать девятом году начинался Емецкий леспромхоз. В нехоженой тайге работали сезонно. На осиновых лодках-долбленках летом и весной завозили по мелким рекам в тайгу продукты, пилы, топоры, лопаты. Прямо на корню клеймили лес, подлежащий рубке. Лес был первосортный, на экспорт: стране нужна была валюта. Осенью, чуть только заморозки, сезонники пешими по тропам шли к тем местам, рубили лес. А уже зимой по промерзшим болотам и речкам вывозили из тайги.