— А вот сам ты лично золото в глаза видел?

— Как это?

— Ну в руках держал?

— Нет.

— Это уже неинтересно, — спрашивающий громко вздохнул, заворочался в другом конце палатки. — Вот найти бы самородок килограмм этак на пять. В газете бы про нас напечатали.

— Фамилию кто нашел — не пишут.

— Да? Жалко. А то там на материке прочитал бы кто-нибудь.

— Эх, дядя, — рассмеялся в темноте Ируслан. — Нам же не один самородок нужен, а целое месторождение. Мы, брат, геологи. — И уже засыпая, подумал — какие там они геологи? Так, ребята из приготовительного класса. Эти четверо, что по палаткам — студенты-практиканты из политехнического, а он их начальник — сам без году неделя на Колыме.

Как этот его сосед по палатке, сам Ируслан Фидаров мечтал когда-то еще в школе что-то найти и открыть. Старший брат его был геологом. Давно замечено, наверное, и ни у кого больше, как у геологов, сильна романтическая притягательность профессии, и оттого многие идут по стопам отцов. В политехнический Ируслан не попал. Поработал на заводе и уже после армии кончал институт. На первой практике был у себя в Осетии, а в другой раз — в Охотской экспедиции, рабочим в поисковом отряде. И потому, когда распределили после института в Магадан, он не очень и удивился. Брат намекнул — может, здесь, мол, зацепится.

— Ты что? Там же Колыма: золотой край, романтика.

Ехали они вместе с однокурсником Юрием Караевым. В Магадане, когда туда прилетели в декабре, был минус двадцать. В Сусумане — это уже недалеко от Нексикана, куда их направили — под пятьдесят. Ируслан бодро заявил на робкие сетования друга:

— Сами же мечтали — чем хуже, тем лучше.

Нексикан — старый, добротный поселок геологов у знаменитой колымской трассы. Они осматривали его основательно (жить-то тут собирались долго). Ну жилье ничего, клуб, школа-десятилетка, детский сад.

По первости был Ируслан техником на бурении. А в Мальдякском поисковом отряде не хватало рабочих канавы копать: кайлом надо колотить. Они не отказывались — надо так надо. Тут их разделили — у Юрия свой участок. А Ируслану рабочих дали, ребят-практикантов, палатки, и начался первый его геологический сезон.

Копали канавы, брали пробы. А надо вам сказать, что проходка канавы — это целое искусство. Старые канавщики на Колыме нынче перевелись, и до всего приходилось доходить своим умом: как готовить инструмент, как проходить шурф. Когда в первую канаву врезались, Ируслан просто растерялся. Вечером ребята по палаткам, а он сидит у канавы — что делать дальше: глыбы тяжеленные, склон ползет.

По часам ночь на земле, а тут светло, как днем. И он берет кирку и врубается в грунт до темени в глазах, до изнеможения. Ребята придут:

— Хватит, ты что. Пойдем ужинать.

— Я еще чуть-чуть...

Они не выдержат, приходят помочь. Теперь уж Ируслану неловко: чего же это они будут из-за него.

Приезжал главный геолог Потапенко.