Понимая крестьянскую психологию, он убеждал: для каждого хозяйства строить будем сообща, всем миром. Для каждого.

Не убедил.

Он и в отдельности говорил со многими руководителями хозяйств: трудные это были разговоры. Приехал как-то в колхоз. Поднялись они с председателем по склону, по увалам на вершину холма. Отсюда окрест — будто с самолета.

— Вот сюда воду подымем, и на склонах будут тебе и люцерна, и свекла, и виноградники. И пастбища будут, — сказал Мустафаев. Он знал, на что «бить», колхоз этот исконно животноводческий, для них корма — первое дело.

Председатель глаза округлил:

— Виноградники куда ни шло. А свекла — да о ней люди понятия не имеют. Я тут с малых лет. Никогда воды не было, сушь одна. Какая ж тут свекла?

Возвращаясь в тот день в Шемаху, Мустафаев раздумывал: ну что он им тут рассказывает, нужен пример. Правду ведь говорят: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. И наутро собрал руководителей хозяйств, специалистов, усадил в автобусы и повез их в Ханлар.

Они увидели там живую воду и все, что она дала.

Мустафаев после этой поездки еще не раз собирал специалистов. Изучали дело. Составляли расчеты. Созвали партийный актив. Опять о строительстве насосных станций, обводнении. По тому, как говорили, как выступали, Мустафаев чувствовал, что дело двинулось.

Сейчас в районе сотни километров оросительной сети. Она пролегла по горным склонам. Тридцать насосных станций поднимают воду на высоту от пятидесяти до семисот метров, и оттуда она самотеком спускается по склонам на виноградники, посевы люцерны и свеклы, поливает пастбища. Это за пять лет сделали. Тогда на собрании партактива он понимал, что за ним, первым секретарем, остается решающее слово. Ошибиться же он не имеет права. И он твердо сказал:

— Будем строиться.

Первая стройка начиналась в самой засушливой зоне — в Ширванской степи. Решено было протянуть от канала восьмикилометровый водопровод, соорудить водоем на три миллиона кубометров. Это в совхозе имени Азизбекова. Вот тогда во второй раз столкнулись они с Мирзоевым — тем самым, о котором говорилось в начале очерка. Исключенный из партии за приписки, он считал себя несправедливо обиженным, работал виноградарем. А человек опытный, знающий дело.

Мустафаев предложил:

— Пойдешь на стройку? Нужен нам дозарезу знающий человек.

— Кем же?

— Помощником бригадира.

— Вы что? Я всю жизнь на руководящей работе.

— Ну гляди. Без тебя люди обойдутся, а вот ты без них...

А народ и правда обойдется без одного человека, и даже без сотни, если поверит в нужное и справедливое дело. Они навалились всем миром: собрали людей и технику со всех хозяйств. На рытье траншей для водовода ставили красный флаг тому, кто сегодня впереди. Сам Мустафаев месил грязь, ругал себя на чем свет стоит — не дело это первого секретаря. Но захваченный общим настроением не мог удержаться. И с других требовал иногда очень жестоко. После ругал себя, а остановиться не мог — это ж для них. Когда пришла первая вода, старый-престарый колхозник сказал о нем при всех:

— А ведь мы бы тут засохли в степи без нашего секретаря. Гонял он тут хозяйственников? Ругал? И правильно делал. Вот она, вода, все смоет, а на этом месте вырастет дерево. И будет стоять долго.