Когда Эркин вошел в вагончик, Чоры Бабаев спал, сидя у стола, крепко зажав микрофон в руке.
Насосная станция была пущена. Она давала каждую секунду тридцать кубометров воды. Эти два агрегата по существу спасли область от безводья, решили судьбу урожая.
...Если бы не этот проклятый мороз. Но ведь людям тоже надо отдохнуть. После заседания штаба, когда все уехали, Сафаров долго бродил по опустевшей стройке, снова и снова переживая выговор. Он думал о том, что, может, надо его понимать, как неизбежность, потому что невозможно работать и не ошибаться, идти вперед и не рисковать, делать первый шаг и не спотыкаться.
Кто-то неслышно подошел сзади, дружески хлопнул по спине. Сафаров оглянулся. Рядом стоял Ковырялов.
— У тебя спина, я вижу, как у работяги, вся в разводах, — улыбнулся он. — Да, соленая работа.
И оттого, что это сказал Алексей, знающий, что такое соленый пот работы, Сафарову стало легче и он подумал: «Черт с ним, с выговором. Его, конечно, могло и не быть. Но тогда не было бы и работы, дела, которое я делаю».
Из Алата на автобусах, на машинах и мотоциклах спешили на стройку люди. Они не знали ни о приезде начальства, ни о выговоре, который объявили Сафарову. Они только видели, что мороз отпустил и можно работать. Нужно работать, потому что земля жаждет воды.
Порт-отец
Двое нехотя подметали причал. Я спросил Прикню:
— Эти, что ли?
Бригадир вгляделся в лица:
— И эти тоже.
— Давно метут?
— А сколько их помню. С перерывами, конечно, пока порожняка нет.
Это были лучшие докеры порта.
В Рижском заливе штормило. Ветер дул с моря в устье Даугавы, как в гигантскую трубу, гнал белую волну. Длинные тела судов зябко жались боками к причальной стенке. Принимая смену у Яниса Додирса, Петр Прикня спросил:
— Как сегодня?
— Всего пятнадцать вагонов было. До утра в домино резались. А что делать?
В диспетчерской разговор еще короче: