У нее слезы в глазах.
— Пятьдесят вагонов насчитала на путях, когда на работу шла.
— Это на регулировку.
— Да что ж это такое — порожняк гонять попусту.
Евстигнеев развел руками. Наверное, как и Дима, и Прикня он подумал: что ж они там наверху, в министерстве...
Позже, приехав в Москву, я позвонил одному из заместителей министра: так, мол, и так — парадокс.
— Никакой не парадокс, — пояснил он, — такой порядок. — Порожняк не одной Риге нужен. Куда-куда порожняк погнали? В Ленинградский порт? Ну, батенька! У нас из Ленинграда вон в Кемерово гоняют.
Я слушал его и припоминал разговор с начальником порта Евстигнеевым в Риге после того, как он так ничего даже не пообещал заведующей складом, готовой на все, только чтоб дали вагоны, только б вовремя были отправлены грузы.
— Что ж это получается? — бушевал Евстигнеев. — Говорим о содружестве портовиков и железнодорожников. И все хорошо. Мы вот помогаем им ремонтировать вагоны, проложили дополнительные пути, премии им из своих денег платим, жилье строим. Вечера и встречи там разные. А вагонов все меньше и меньше. И что самое главное — мужики ведь друг друга в лицо знают, что докер, что составитель — одно дело делаем. Так в чем же соль?
...Шторм встал на дыбы, когда Прикня добрался в порт. Диспетчер радостно сообщил ему:
— Петр Язепович, есть порожняк! Только что Ковалев звонил с Рига — Краста. Целых шестьдесят полувагонов. Как раз «Ивана Рябова» разгрузить.
Ветер выл в снастях судов, стоявших у причала, свистел в стрелах портальных кранов. Не было ни луны, ни звезд. Лицо у Прикни было мокрым. Он слушал диспетчера, косился на дверь, где уже маячил Дима Дмитриев, показывая ему знаками — пошли, мол, за работу пора браться, и подумал: «Ночь-то на исходе. Ну, да не беда, главное, порожняк есть».
И еще вспомнил, как по дороге обратно со станции Рига — Краста в голову пришла вдруг шальная и горькая мысль: «Порт-отец? А не отчим ли?»
Нет-нет.
Столкновение
И все-таки жизнь трудная штука. Наверное, она и не может быть иной, потому что без борьбы не может быть жизни. Мы отстаиваем высокое и светлое в этом мире. А за него надо бороться. И обязательно побеждать...
Григорий долго бродил по полю, глубоко увязая в подтаявшей земле. Там, где лежали островки прошлогодней соломы, было потверже, потому что набившийся в них снег осел и образовавшаяся наледь крепко схватила землю. За перелеском Григорий присел прямо на берегу озерка, бездумно смотрел в воду. Оттуда в светлом блеске весеннего дня глянуло на него широкое лицо с крупными белесыми бровями. Григорий подмигнул своему отражению. в воде и невесело сказал:
— Вот так, товарищ Варченко. Придется подождать.
Он пошел не спеша к поселку. Поселок был маленький, всего в одну недлинную улицу. Сразу за околицей — полигон. Тракторы, уже готовые к предстоящему нелегкому бою, стояли, как на параде. И глядя на дома, на пустынную улицу, на сизые перелески и глубокое весеннее небо над головой, Григорий подумал, что теперь это все стало уже родным и близким. А раньше было тихое село под Киевом, затем — армия. Служил в Москве. Была возможность там остаться. Но поманила целина.