Николай возмущался:

— Нас же заставили.

— А мы что, дети?

— Это ж несправедливо. Надо с управляющего спрашивать.

В тот же день запретили пахоту до первого мая по всему совхозу. В прескверном настроении позвонил Григорий в комитет комсомола.

— Слушай, Коля, — сказал он комсоргу глухим голосом, — ты там с рекомендацией повремени.

— Это ты из-за «Осы»? — спросил комсорг. — Не стоит.

— Повремени, — повторил Григорий. Он положил трубку и долго сидел в полутемной комнате один. Он думал не об «Осе». В конце концов брак есть брак, по чьей бы вине он не случился. Он думал о том, как же вышло, что у него не хватило мужества с самого начала настоять на своем. А ведь он не робкого десятка и никогда не кривил душой. Что ж тогда это такое? Что ж заставляет его слепо подчиняться указаниям человека, действующего явно неверно?

Это совсем не просто, оказывается, сломать в себе привычное и действовать так, чтоб не мучила потом совесть. А ломать нужно. И не только ему. Он теперь подумал, что нет у него зла и на Околелова, потому что то не вина, а беда его. Он заставлял их пахать потому, что боялся, чтоб не ругали по инстанции. Он думал и думал, и разные чувства обуревали его: недовольство собой и радость открытия чего-то нового в себе. Григорий взволновался и не мог уже унять эти чувства и эти мысли.

В ту минуту он не подумал о том, что есть люди, до которых даже теперь не дошла простая истина, о том, что жизнь в чем-то поворачивается другою стороною. Одним из таких людей был управляющий Околелов. Но хотя Григорий простил ему мысленно тот случай и как-то внутренне оправдал его, они еще столкнутся.

Сеяли пшеницу на буграх. Погода была сухая, знойная. Влага уходила из почвы. Торопились с севом. У Григория немели руки, но он не слезал с трактора. Сеяльщики молчали. Им было не легче, но все хотели кончить с этим быстрее и потому работали, сцепив зубы.

Приезжал в поле Околелов. Бестолково мотался от агрегата к агрегату, покрикивал на трактористов. От него пахло водкой.

— Слушай, Николай Александрович, — посоветовал ему Николай Филатов, — ты уж выпьешь, так хоть дома сиди. Неудобно перед рабочими.

— Знаешь что? — отрезал Околелов. — Не лезь не в свое дело!

Когда он уехал, Григорий шутливо спросил Николая:

— Ну, съел?

Тот только рукой махнул. Они сидели и говорили о том, как может такой человек руководить хозяйством. Он ведь и дела-то толком не знает, и не уважают его люди в поселке. Но поди же ты — держат. В дирекции говорят: «Парень молодой, учится заочно в техникуме».

Прошло два дня. После обеда, когда остановились в поле заправлять сеялки зерном, к агрегатам подкатил Околелов. Покачиваясь, полез в машину, с помощью которой заправляли сеялки, и никто не успел опомниться, как он дал задний ход, наезжая прямо на сеялки Григория. Тот соскочил с трактора:

— Да ты что, с ума сошел?

— Я сам заправлю сеялки. А ты, Варченко, ставь свой агрегат на полигон!