Как раз терминал новейший заканчивали сооружать, и Прикня выступил тогда на пленуме горкома: так, мол, и так — терминал вон какой отгрохали, а подъезжать к нему как? На станцию поглядите. И рассказал про Рига — Краста.

С того дня ничего тут не изменилось. Да и лица все знакомые. Встретил двух знакомых составителей. Так и так, мол, выручайте с порожняком. Один спросил:

— Про письмо слыхал?

Это он про то, что Прикня знал от Нины Леонидовны. Другой добавил:

— Это ж все на наших показателях отражается. А мы тоже хотим премию.

— И потом, кому же хочется на выговор нарваться, — заключил первый.

Дежурный по станции Ковалев был краток:

— Я ж диспетчеру вашему сказал. Заявку выполнить можем только наполовину.

— Но есть же живые вагоны, — горячился Прикня.

— А регулировка?

— Да провалился бы ты со своей регулировкой.

— Ну, знаешь.

Ох, и ночка выдалась. Прикня возвращался той же дорогой в порт. Ветер крепчал, и лицо секла мелкая острая крупа. И так же, как Дима Дмитриев, выходя на смену, недоумевал, что, мол, там бригадир Прикня думает, так теперь сам бригадир вдруг подумал: ну что там наше начальство себе думает, наш начальник порта Евстигнеев Валентин Михайлович.

Накануне той ночи, о которой наш рассказ, мы с Евстигнеевым поехали смотреть новый терминал, и когда возвращались обратно, вдруг бросилась к машине женщина в штормовке, в каске.

— Чего это она?

Вышел, поздоровался, пояснил мне — заведующая складом.

— Ты чего, Варя?

— Валентин Михайлович, ну хоть десяток вагонов. Тут грузы для газопровода Уренгой — Ужгород под открытым небом. А утром «Нечипоренко» с новыми прибывает.

— Нету, Варя.

— Ну хоть пять вагонов.