— Пиши: уборка снега.
— Не поверят ведь: снег в июне, — усомнился учетчик.
— И правда, не поверят, — сказал бригадир. И задумался.
Мы стояли с Пенкиным на эстакаде. Перед нами высились горы леса. Прекрасного, хорошо уложенного и упакованного. Бригадир пояснял — вот это лес на экспорт, березовое сырье, баланс лиственный, технологический. Склад рассчитан на одиннадцать тысяч кубометров, тут же леса — двадцать тысяч. Зимой здесь что делалось — уму непостижимо! Простаивали — из-за того только, что некуда было складывать разделанный лес. Неделями не давали вагонов под погрузку. Да и сейчас два-три в сутки дают. И лежит этот лес мертвым грузом.
— Вот там, в самом низу, — показывает Пенкин, — поверите, еще прошлогодний лес лежит. Кричим — нет бумаги, не хватает древесины. Ну скажите, а где же он, тот лес, который я и мои товарищи горьким потом поливали? Выходит, зазря мне Героя дали?
Ну что ж, в жизни бывает всякое. Даже снег в июне.
Соленая работа
— Выговор!
Начальник штаба положил тяжелые руки на стол. Лицо его было жестким. За окном деревянного вагончика застыла стройка. Вчера утром ударил необычный для этих мест мороз, людей на два дня отпустили по домам. Сегодня оттепель, такая же неожиданная, как мороз, а работать некому.
— Объявить выговор! — повторил начштаба. Он приехал на стройку неожиданно.
— За что? — выдохнул Сафаров, поднимаясь с места. — За что выговор?
Высокий, коротко стриженный, с упрямым мальчишеским лицом, он стоял перед членами штаба стройки в растерянности. На нем был неизменный пиджак с белыми разводами на спине, тот самый, который он не снимал, удивляя терпением, все адское лето...
Бухара задыхалась от маловодья. Пришел новый сухой год. В обкоме партии собрали строителей Аму-Бухарского канала:
— Подскажите, что можно сделать.
Тогда-то и родилась идея пустить по временной схеме хотя бы два агрегата насосной станции Хамза-II. Но идея — это еще не все. У нас нередко так бывает — недостатка в идеях нет, зато куда меньше тех, кто смело берется за их выполнение потому, что это еще и риск.
В тот день, вернувшись из обкома к себе в Алат, начальник седьмой передвижной механизированной колонны Абдурахман Сафаров, рассказывая друзьям об этой идее, сам не представлял, какие трудности ждут их. Но если бы все они даже догадывались об этом — что бы изменилось? Выросшим в этом песчаном пекле пустыни — им ли не знать, как ценна здесь даже капля воды. А Хамза-II, которую они должны пустить, — это спасение. Это сегодня их судьба. Абдурахман сына своего назвал Хамзой. Это еще когда
Хамзу-I строили. Теперь мальчишки во дворе, встретив, орут, что есть мочи: «Эй, Хамза-два!» Отец внушает: «Не обижайся. Это звучит как Космонавт-два». Они все тут молоды, на стройке — начальники и подчиненные. Они неутомимы и азартны. Одни зовут Сафарова уважительно Абдурахман-ака, другие просто Аликом. Но и в том, и другом случае признают его за старшего, потому что он тверже характером, опытнее, зрелее, хотя они и ровесники. С начальником участка Чоры Бабаевым за одной партой сидели, с Эркином Хайдаровым — друзья с детства.
Февральской ночью, вскоре после того, как Сафаров вернулся из Бухары, из вагончика вызвал его на улицу Эркин. В котловане надрывались экскаваторы. Огни слепили глаза. Холодный ветер сек песком лицо.
Говорили о делах.