Сейчас трудно понять, чем именно привлекал бывшего танкиста шебутной Пенкин? Может, недюжинной силой, или угадал в нем старый солдат затаенную обиду на весь свет, которую парнишка носил в себе..

Один раз как-то подсел к Пенкину, сказал как бы между прочим:

— Сила у тебя есть, братец. А вот ума надо набираться...

Пенкин не понял. По привычке было обиделся.

Потом попал Пенкин в некрасивую историю. Нахулиганил. Дружки открутились, а ему дали три года. Перед отправкой в места не столь отдаленные мельком видел он того самого бывшего танкиста, что заходил к ним в барак. Следователь сказал:

— За тебя, дурака, приезжал хлопотать.

Уже в тюрьме Пенкин узнал, что лесоруб этот — Герой Советского Союза Петр Егорович Русских...

Эта, в общем-то случайная встреча, очень поддержала молодого парня, оказавшегося за решеткой. Все время в душе у него светилось: а вот, мол, знакомый у меня — Герой Советского Союза. В юности плечо старшего так дорого...

Через полтора года, когда Пенкина досрочно освободили из заключения, он вернулся на Белую речку. И первым делом поехал к танкисту. Было летнее утро. Лес стоял притихший, как перед грозой. Туман стелился над холодной водой. На делянке среди поваленных деревьев стоял в одиночестве танкист. Он, видно, только что перестал махать топором: обрубал сучья. Лицо у него было усталое и какое-то отрешенное. Танкист встретил Пенкина спокойно, как старого знакомого:

— Вернулся...

И слабо улыбнулся: он уже тогда был болен. Пенкин попросил:

— Поговорите с директором леспромхоза: может, возьмет к себе?

— Отчего же не возьмет?

— Ну, вы же знаете, что было.

Танкист сорвал пучок травы, вытер руки, сказал:

— Э, браток, в жизни не такое случается. Тебе сколько-лет?

— Двадцать один.

— Много. Я в танке горел, когда мне было восемнадцать...

И замолчал.

Директор леспромхоза принял Пенкина раскряжевщиком на верхний склад. И работалось всласть оттого, что сила молодая была, еще больше, может, оттого, что люди не отвернулись, как ожидалось. Вскоре женился Пенкин на хорошей девушке из местных, которую с первого дня звал не иначе, как Глафира Ивановна. Жили у нее в деревне. Один раз приехал на работу директор леспромхоза, подозвал Пенкина, коротко сказал: