У меня было всего полтора часа до того, как сын проснулся бы. Взяв себя в руки и смахнув слезы, я сказала себе: «Поеду, но в первый и последний раз. Не позволю больше втягивать меня в это». Невольно засосало под ложечкой от возникшего откуда-то из глубины сомнения, но я резко от него отмахнулась. Времени на раздумья не было: казалось, делов-то на один рывок – быстро съездить, забрать передачку и вернуться. Единственное, что меня в очередном роковом решении волновало, – успеть до пробуждения Никиты. Я и представить не могла, чем все обернется.
Собственно, правила передачи наркотиков очень простые: вплотную подъезжают две машины, покупатель кидает в окно обозначенную сумму, продавец, в свою очередь, – товар, затем все разъезжаются. Знакомая до боли схема – ничего сверхъестественного.
В спешке собравшись, я села в «Тойоту» Стаса и помчалась на встречу. Мне хотелось как можно быстрее отделаться от поручения мужа и поехать обратно к мирно спящему сыну. В назначенные место и час я припарковалась в ожидании Нины.
Вместо условленной машины, в которой должна была быть моя знакомая, путь перегородила «десятка», а из нее на меня устремились человек 15 оперативников. Мне казалось, что в глазах троится, – иначе как из такой маленькой машины могло выскочить столько народа?!
За долю секунды на спине проступил холодный пот, как только все они, как по сигналу, рванули ко мне.
Выбив затонированные стекла, сотрудники явно ожидали увидеть владельца машины, но никак не меня.
Осколки, грохот, крики, шум.
«Где Стас?! Это он тебя подослал?!» – взревел один из оперативников, как его тут же оборвал другой. Стало понятно, что, появившись на стрелке, я ввела их в полное замешательство – план действий пришлось менять моментально. Однако операцию никто и не думал прекращать, так как уже был разрешение на арест и обыск автомобиля.
Телефон разрывался от входящих звонков. Естественно, в тот момент я не могла взять трубку: все подлежало досмотру. Обшаривая каждый угол машины, оперативник наконец заглянул в бардачок и нашел там дозу, которую я, собственно, и везла на встречу с Ниной. Кстати о цыганке. Когда я позже не обнаружила ее в камере, сразу поняла, что дело пахло пресловутой сделкой с милицией: Нине грозила та же статья, по которой ее судили раньше. Нетрудно догадаться, каким было ее решение? Верно, роковым: не только по части ее собственной судьбы, но и вдобавок моей.
«Чье это?» – грозно рыкнув, продолжил со мной беседу все тот же опер. Я не могла сдать Стаса и выпалила: «Мое». У многих на моем месте уровень растерянности зашкаливал бы, только я сказала так, будучи стопроцентно уверенной в том, что Стас вытащит меня из этой ситуации. У него ведь связи, деньги, какой-никакой авторитет в городе.
В конце концов меня задержали и отвезли в участок. Поздно ночью в камеру зашел следователь и по совместительству друг Артёма. С ним мы познакомились совершенно случайно и начали общаться примерно за восемь месяцев до ареста. Он знал, как я жила со Стасом, и всячески предлагал помощь – то селил у друга на квартире, когда мы с Никиткой уходили от Стаса, то предостерегал о возможных облавах[4] – наш ангел-хранитель, не иначе. Правда, муж, мягко говоря, не одобрил, что мы поддерживаем связь, так что общение пришлось прекратить.
И вот, представьте, следователь пригласил меня в кабинет, где, как оказалось, они вместе с Артёмом работали. Я видела, как мой знакомый качает головой, и читала в его глазах явное разочарование: он словно горевал и даже сожалел о том, что произошло. Всеми силами вымаливал меня сказать правду. Уверял, что никакие мои показания против меня же самой пока не записаны, что шанс спастись есть. Предупреждал, что, если не признаюсь, мне влепят срок по самое не хочу. Оставаясь непреклонной, я безрассудно и наивно полагала, что Стас все уладит и внесет за жену и мать его полуторагодовалого ребенка залог.
По меркам тех времен, 2006 года, 60 тысяч рублей были вполне вменяемой суммой. Никогда не забуду, как свекор сразу же подключился и поехал за деньгами, как только ему сообщили, что я задержана. И пока свекор, царство ему небесное, мчал за моим «билетом на свободу», следователь уже нагрянула с обыском к нам со Стасом домой. Пребывая в томительном ожидании, я буквально считала секунды, когда же меня пригласят в кабинет и скажут, что залог внесли и я могу быть свободна. С кабинетом все так и проигралось, только, наперекор всем надеждам, мне сообщили другое: «На тебя завели еще одно уголовное дело. Под залог выйти уже не удастся».
Оказалось, что в доме нашли еще одну дозу, только в значительно большем размере. Я не могла поверить своим ушам. «Что? Как такое возможно? Не вы ли сделали все, чтобы меня не отпускать?! Или все-таки у Стаса хранилось, да только я не знала», – бешено проносилось в голове.
На тот момент я даже близко не могла представить, что происходит, что буду сидеть. Вместо этого я продолжала томиться в камере, ждать Стаса с адвокатом, но… никто не приходил. Артём тщетно уговаривал меня дать показания против мужа и сказать правду – настоящую правду, – но я стояла на своем.
Сутки, другие, меня перевозят с этапа на этап, а я все в тех же вещах, в которых меня приняли тем роковым июньским днем.
Внутри все разрывалось, негодование нарастало, навязчивое «И это все?!» не давало покоя. А потом меня вызвали и сказали: «Тебе передачка». Поставили перед носом два огромных баула, внутри которых мирно покоились мои вещи. И все. Больше ничего. Ни чая, ни даже воды. Возникло ужасное ощущение, словно от меня отчистили дом, не оставив и следа моего былого существования. Кошки скребли на душе, подступала тошнота, хотелось кричать, раствориться в небытии, чтобы не понимать, не знать, не жить в сущем бреду…
Стас все-таки приехал потом на свидание и сказал мне без тени стыда в голосе: «Ты же понимаешь, что я не мог поступить по-другому. Скажи я, что наркотики мои, отец никогда бы в жизни не переписал на меня бизнес. У нас с ним такая договоренность. Не переживай, время лечит, скоро все забудется, и все будет хорошо». Меня парализовал шок – что будет хорошо?! Что?! Мне запрашивают 11 лет, дают 9,5 и еще 1 год скидывают по конституционной жалобе! Я надеялась хотя бы на хорошего адвоката, а вместо этого меня оставили на попечение государства!
Разумеется, можно было бы долго злиться, обижаться, крыть благим матом своего суженого, но какой смысл? Впереди меня ждали 8,5 лет тюремного заключения – вот во что превратились те ювелирно выверенные 1,5 часа до пробуждения Никитки…
Мало кто пытался вытащить меня из всей той ситуации: маме было запрещено общаться со мной, с Иваном я не поддерживала связь и подавно.