Библиотека Кентерберийского собора также была разделена. Одна часть ее по давней традиции распределялась среди членов общины во время Великого поста. Сама процедура раздачи книг носила традиционный характер, но в книжной описи, составленной около 1326 г., присутствуют некоторые нововведения. Возглавляют список, как положено, принадлежавшие собору Библии, затем следуют труды Августина и т. д. Но вместо того, чтобы перечислить затем сочинения Иеронима, список продолжается в алфавитном порядке (первый известный нам пример такого рода!) по первым буквам, без учета иерархии: за Августином следуют Ангелом, Альдхельм, Амвросий, Амаларий, Ахард, Алкуин, Аратор, далее упоминается Боэций и так далее в алфавитном порядке вплоть до буквы V. После этого опись возвращается к предметным категориям, перечисляя хранящиеся в библиотеке книги по истории, и под конец использует еще один принцип: оставшиеся книги отсортированы по именам дарителей[251]. Такие скачки от одной системы классификации к другой свидетельствуют о том, что составители сознавали наличие проблемы. Найденное ими вынужденное и неокончательное решение наверняка усложняло и запутывало работу с описью, однако для нас показательно само признание наличия нескольких возможностей.

Опись Собора Иисуса Христа была первой в своем роде, но недолго оставалась единственной: использование алфавитного порядка для сортировки и расстановки книг стало наблюдаться в разных частях Европы, возникая, по-видимому, независимо и используя разнообразные подходы. «Алфавитизация» была идеей, витавшей в воздухе, а не результатом прямого влияния или подражания образцу. Библиографический труд Генриха Киркстеда (ок. 1314 – после 1378), настоятеля аббатства Бери-Сент-Эдмундс, показывает, что развитие библиотечных инструментов представляло собой процесс и произошло не в результате единичного решения, но как следствие ряда небольших изменений. Киркстед начал с реорганизации монастырской библиотеки, присвоив каждой книге то, что сегодня называется полочным шифром или инвентарным номером, то есть уникальный код. Первая буква в нем соответствовала имени автора (первого или главного автора, когда речь шла о конволюте из нескольких рукописей): А – для Августина, Y – для Исидора Севильского и т. д. Вторая буква указывала тему или тип книги: M – для medica (сочинения по медицине), C – для consuetudines (обычаи, установления). Наконец, каждому тому была присвоена арабская цифра, чтобы различать копии одного и того же сочинения. Чтобы еще точнее идентифицировать каждую книгу, особенно те, которые включали нескольких авторов, Киркстед составил титульные листы для каждой книги в библиотеке[252]. Результат его трудов, пожалуй, впервые можно назвать каталогом, а не инвентарем или описью. (Текст каталога утрачен, но сохранились некоторые записи Киркстеда.)

Второй, но не менее важной работой Генри Киркстеда стала библиография церковных авторов – "Catalogus scriptorum ecclesiae". Она представляет собой следующий шаг в развитии справочных инструментов. В инвентарной описи перечислены предметы, в данном случае книги, которыми владеет физическое или юридическое лицо; каталог указывает местоположение каждой книги в библиотеке частного лица или института; библиография, в свою очередь, описывает все известные сочинения по определенной теме или принадлежащие определенному автору, где бы они ни находились. Библиография может включать сведения о местоположении упоминаемых книг, но ее основная задача состоит в фиксации сведений о существующих рукописях того или иного произведения и их описании; в то время к этому часто прибавлялась краткая биография автора. (С появлением книгопечатания в середине XV в. предметом библиографического интереса становятся также варианты изданий, типографии, места издания и т. д.) Не довольствуясь простым описанием книг, составлявших библиотеку аббатства Бери-Сент-Эдмундс, Киркстед использовал для своего «Каталога» целый ряд источников: он включил в него рукописи, которые видел в других библиотеках своего региона, цитируя их инципиты для идентификации отдельных произведений; он приводил сведения, содержащиеся в «Реестре книг [находящихся в] Англии», а также информацию о рукописях, описанных в трудах таких авторитетов, как Исидор Севильский и Винсент из Бове[253][254].

К XV в. алфавитный порядок и использование библиотечных описей для указания точного местонахождения книги стали обычным явлением. Конкорданс, составленный в Англии, вероятно в Мидлендсе, около 1425 г., предваряется похвалой алфавиту и порядку, который он привносит: «Человеческому разуму, который часто лишает сокровищ премудрости враг наук – забывчивость, весьма помогают таблицы и указатели, составленные в порядке a, b, c»[255]. Библиотечные описи из монастыря Св. Себальда в Нюрнберге показывают, как быстро могли происходить перемены: в 1486–1487 гг. список книг монастыря был составлен «в порядке [следования, расположения] кафедр», то есть в соответствии с планом церкви; при этом отмечалось, если книги хранились на полках и в шкафах. Однако в 1489–1490 гг. эта опись, недавно завершенная, была заменена новой, в которой книги перечислялись «в алфавитном порядке, так чтобы любой, кто ищет книгу, мог легко найти ее»: тем самым переход от инвентарной книги к каталогу занял всего четыре года[256].

Такое же развитие происходило спонтанно по всей Западной Европе, по мере того как использование указателей, флорилегиев и других справочных пособий получало все большее распространение. Каталог из монастыря в Хартфордшире, датируемый 1400 г., представляет его книжное собрание, размещенное в четырех «колонках», то есть книжных шкафах по восемь полок, каждая из которых обозначена буквой алфавита; книги на каждой полке были затем помечены соответствующей буквой и таким образом занесены в каталог, с тем чтобы, как выразился ранее составитель каталога из монастыря Св. Себальда, «тот, кто ищет книгу, мог легко найти ее». В хартфордширском каталоге буквы на полках также не были связаны с именами авторов: на полке с буквой А не стояли рукописи Августина и Ансельма. Напротив, книги продолжали располагаться иерархически: сначала полки с Библиями, за ними – неожиданно – библейские глоссарии, затем комментарии, то есть справочным трудам было дано преимущество перед сочинениями отцов церкви.

Разумеется, принятие новых инструментов классификации и алфавитного порядка происходило с разной скоростью: каталог 1481 г. показывает, что Ватиканская библиотека продолжала использовать иерархическое расположение, в то время как десятилетием ранее в картезианском монастыре в Майнце каталог был составлен в алфавитном порядке предметных рубрик[257].

Распространение справочных инструментов вновь пробудило интерес к важнейшему виду справочников – словарю. В 1150 г. замысел алфавитного словаря Папия остался непонятым, некоторые списки с него не воспроизводили авторские маргиналии, которые должны были направлять читателя, в других полностью изменилось расположение статей. Новое поколение лексикографов было лучше оснащено для возвращения к его новаторской концепции. Несмотря на это, каждый составитель словаря, похоже, считал себя первым изобретателем алфавитного расположения и в предисловии разъяснял его принцип своим якобы несведущим читателям[258][259]. В XII в. Угуччо Пизанский в сочинении «Великие деривации» (Magnae derivationes) рассмотрел этимологию слов, выстроив их в алфавитном порядке по первой или по первым двум буквам (в разных рукописях по-разному). Но для Угуччо алфавитное расположение не было постоянным организационным принципом: он мог легко прервать его или отказаться от него в пользу других, более важных критериев. Так, длинные статьи имели приоритет над краткими, а этимологические соображения – над алфавитной последовательностью: например, глагол brevio (сокращать) оказался не под буквой B, а под буквой A, где находился глагол abbrevio, также значащий «сокращать», а также «резюмировать». Объединение слов по этимологическим основаниям затрудняло использование словаря в качестве справочного инструмента, но, похоже, это мало повлияло на его успех: сохранилось около 200 рукописных копий, что свидетельствует о его широком распространении. Впрочем, большинство этих копий содержат указатели, составленные позднее либо переписчиками, либо владельцами рукописей, чтобы сделать словарь более функциональным. В библиотеке Даремского собора имелось три копии «Дериваций», в Дуврском монастыре – шесть; из девяти рукописей шесть содержали указатели[260].

Около 1272 г. вслед за трудом Угуччо Пизанского появилась «Сумма, или Объяснения трудных слов в Библии» (Summa, seu Expositiones difficiliorum verborum de Biblia) Гийома Бретонского – едва ли не первое произведение такого рода, в котором более 2500 статей были расположены полностью в алфавитном порядке. В тот же плодотворный период был разработал метод, согласно которому алфавитный порядок охватывал только корни слов, не учитывая суффиксы и другие грамматические элементы. (В результате, например, «обнаруженный» и «обнаруживающий» входили в статью «обнаруживать», как это принято и в наши дни.) Однако и сто лет спустя алфавитный порядок по-прежнему оставался лишь одним из вариантов: создатели словарей продолжали использовать разные принципы классификации, нередко опираясь на этимологические или грамматические критерии, например вводя специальные разделы для существительных, глаголов и неизменяемых (indeclinabilia) слов – наречий, предлогов и т. п[261]. Другие обращались к более древним методам. Так, в середине XIII в. один англо-нормандский рыцарь использовал старомодные междустрочные глоссы, чтобы научить отпрысков англоязычного дворянства различать похожие по звучанию французские слова[262], такие как la levere (губа) и le levere (заяц), la livere (фунт) и le livere (книга).

Затем, в 1286 г., появился «Католикон» (Summa grammaticis quae vocatur Сatholicon) доминиканского священника Джованни Бальби, или Иоанна Генуэзского (ум. ок. 1298). Бальби, опираясь на труды Папия и Угуччо Пизанского, составил свой латинский словарь полностью в алфавитном порядке: его труд был чрезвычайно популярен – сохранилось около 200 его рукописей, а два столетия спустя, в 1460 г., он стал одной из первых напечатанных книг.

В словаре Бальби примечателен единый принцип расположения материала. Другие лексикографы по-прежнему предпочитали сложную организацию: в частности, словарь «Книга оникса» (Sefer ha-Shoham)[263], составленный жившим в Англии грамматиком Моше бен Ицхаком бен ха-Несией, был структурирован по группам и по категориям, например внутри группы «существительные» выделялись 162 взаимосвязанные категории[264]. Многоязычные словари были хорошо известны по всей Европе, вероятно, с XIII в., однако и в них алфавитный порядок использовался только частично, наряду с другими системами классификации. Так, например, «Кодекс Куманикус» (Codex Cumanicus), созданный, вероятно, возле Каффы (ныне Феодосия, а в то время генуэзская колония), представлял собой руководство для путешественников и миссионеров и включал переводы слов на латинский, персидский и куманский (или кыпчакский, половецкий) языки. (На последнем, ныне мертвом, языке говорили куманы – кочевой народ Центральной Европы.) Слова в нем были разделены по категориям, как в современных разговорниках, сообразно потребностям, которые могли возникнуть у путешественников и торговцев в дороге. Уже внутри предметных категорий слова располагались по алфавиту[265].

Бальби не использовал ни один из этих вариантов. В предисловии к «Католикону» он объяснял, как пользоваться книгой, причем настолько подробно, как будто стремился не столько направлять читателей, сколько наставлять будущих составителей словарей. Он начал с простого распределения слов по первой букве, используя в качестве примеров глаголы amo (люблю) и bibo (пью): «Я буду рассматривать amo прежде bibo, поскольку a – это первая буква amo, а b – первая буква bibo и а предшествует b в алфавите». Алфавитное расположение по первой букве не было редкостью в это время, потому Бальби сразу переходит к классификации по второй букве. Когда два слова начинаются с одинаковой буквы, например abeo (ухожу) и adeo (подхожу), «…я буду рассматривать abeo прежде, чем перейду к adeo, потому что b – это вторая буква в abeo, d – вторая буква в adeo и b предшествует d [в алфавите]». Он добавляет: «Вы можете перейти в любое место [словаря] в соответствии с алфавитом», напоминая читателям, что они должны принимать во внимание каждую букву каждого слова, поскольку он применил тот же принцип для третьей буквы, затем для четвертой, пятой и шестой. Только после этого Бальби показалось, что он донес до читателей свою мысль: «Действуя таким образом, вы распознаете буквы, из которых состоят слова, включенные в эту часть, поскольку их расположение всегда следует порядку алфавита». Но и после всего этого он все еще полагал необходимым пояснить, что если в слове имеются сдвоенные буквы, например SS или TT, то каждая буква должна рассматриваться отдельно. В конце речи он, совершенно уставший, одновременно произносит похвалу самому себе и обращается с мольбой: «Я разработал этот порядок ценой напряженных усилий и великого усердия… Поэтому прошу тебя, почтенный читатель, не презирай мой труд и принятый в нем порядок как что-то никчемное»[266][267].

Конечно, в XIV в. мало кто в ученом мире Европы мог отнестись с презрением к этому великому словарю или усомниться в достоинствах его устройства. Следующее заметное событие, повлиявшее на развитие систем классификации и использование алфавитного порядка, произошло сперва за пределами Европы, в тех местах, где алфавита вовсе не было. Им стало книгопечатание, которое принесло настоящую революцию. По выражению современного историка, «письменность делает возможной цивилизацию. Книгопечатание делает возможной науку. Указатель делает и то и другое доступным»[268].

6

Первенцы

от появления книгопечатания до библиотечных каталогов XV–XVI вв.

К XV в. печать наборным шрифтом применялась уже более 200 лет, хотя и не в Европе. Китай уже давно освоил разнообразные способы массового тиражирования текстов: во времена династии Хань (II в.) для распространения конфуцианства как государственной идеологии «Аналекты» Конфуция и «Пять классических творений» вырезались на каменных цилиндрах, с которых отпечатывались целые тексты или их отдельные части[269]. К IX в. копии стали отпечатывались с гравюры, вырезанной на деревянном блоке: такой способ прекрасно подходил для детальной передачи китайской каллиграфии. Древнейшей известной ксилографической книгой, напечатанной в 868 г. по западному летоисчислению, является буддийская «Алмазная сутра» из Дуньхуана в Западном Китае, которую, согласно имеющемуся в ней посвящению, «в память о своих родителях благоговейно изготовил Ван Цзе для повсеместного бесплатного распространения»[270].

Печать подвижными литерами появилась только в XI в. В Китае это был век выдающихся изобретений, когда среди прочих чудес был создан первый в мире магнитный компас, а из бумаги (использовавшейся для письма с III в., на ней и была отпечатана «Алмазная сутра») стали изготавливать деньги. Те, кто занимался массовым производством письменных текстов, – с того времени их можно по праву называть книгопечатниками – начали экспериментировать с различными материалами для изготовления и тиражирования изображений-идеограмм – керамикой, глиной, пастой, деревом, оловом и бронзой, но вскоре пришли к выводу, что деревянные блоки лучше всего подходят для производства тысяч символов, необходимых для каждого текста[271].

Идея использования подвижных литер продолжала распространяться и попутно изменялась и совершенствовалась. К 1230-м годам она стала известна в Корее, где использовалась ханча – система письма, основанная на китайских иероглифах и приспособленная к потребностям корейского языка. В 1377 г. в Храме Хындокса «Чикчи», антология буддийских учений, была напечатана с помощью подвижных литер, некоторые из них сохранились. В 1403 г. император Тхэджон (1367–1422), укреплявший абсолютистскую власть, повелел напечатать законы страны, используя медные пластины, в виде символа их постоянства[272].

Однако именно алфавитная письменность Западной Европы обусловила расцвет книгопечатания. Западный печатный станок был создан из нескольких элементов, каждый из которых по отдельности не был новшеством или не представлялся чем-то необычным. Мастера золотых и серебряных дел долгое время применяли пуансон – инструмент для изготовления оттисков на металле. В книгопечатании пуансон стал использоваться для получения оттиска необходимой формы (в данном случае – в виде буквы алфавита) на мягком металле, в результате чего получалась матрица; ее затем помещали в литейную форму, в которую заливали расплавленный металл, после охлаждения принимавший форму буквы; этот процесс можно было повторять до бесконечности, что позволяло получать неограниченное количество точных реплик каждой буквы алфавита.

Из этих металлических букв набирались ряды слов, затем ряды закреплялись в железной рамке, определявшей размер и формат страницы и называемой «набором». Набранный текст покрывался чернилами, а лист бумаги накладывался на него для получения отпечатка. Печатный станок, представлявший собой модификацию более старого изобретения – винного пресса, позволил механизировать этот процесс. Появление типографских прессов отменило необходимость прокатывать вручную каждый лист по окрашенному набору, что ускорило процесс печати и обеспечило большее единообразие отпечатков. Впоследствии набор мог быть сохранен для повторной печати изданий той же книги или разобран, а литеры возвращены в наборную кассу и использованы затем для других книг (подробнее о наборных кассах см. главу 8).