Этот сложный метод, использовавший перекрестные ссылки и выделение текста, исправно служил потребностям одного человека, работавшего над множеством проектов и со множеством источников. Однако правительствам, гражданским организациям и институтам необходимо было создавать системы, которые удовлетворяли бы потребности многих людей, работающих с информацией и документами из разных источников. Эти системы должны были быть понятны не только их создателям, но и пользователям, не знавшим ни создателей, ни их намерений. Ключевая задача состояла в том, чтобы обеспечить доступ к любому конкретному документу, поскольку правительства и закон все больше полагались на бумажные свидетельства, а не на устные клятвы и показания под присягой.

Один историк предположил, что руководство государством начало осуществляться посредством письменных документов, а не через присутствие императора и его устные постановления в правление императора Священной Римской империи Максимилиана I (1459–1519). В течение следующего столетия все больше и больше правительственных и судебных решений передавалось в письменном виде, и сама их запись становилась обычным делом, а не исключением. Вскоре легитимными стали считаться только письменные постановления: государство стало бюрократическим, а его память – бумажной[373]. Реестры, которые велись при дворе Максимилиана I, иногда называли slossil или slötel – производными от немецкого слова, значащего «ключ», и они действительно были ключами, которые открывали правительственным чиновникам доступ к механизмам бюрократии и законотворчества, определяя – с помощью указателей – местонахождение любого документа, необходимого для выполнения государственных дел.

На ранней стадии эти указатели и реестры, как правило, поддерживались в хронологическом порядке, но их пользователи, в распоряжении которых была только дата, находили трудным, а то и непосильным делом ориентирование во все более сложных государственных документах[374]. Поэтому предметные рубрики постепенно замещали хронологию в качестве основной системы организации, что стало особенно востребованным после удвоения числа правительственных документов, вызванного тем, что в практику вошло хранение копий с исходящих и входящих писем, как это делал осмотрительный сборщик налогов на портрете Яна Госсарта. Развитие практики документирования коммерческой деятельности – хранение записей по совершённым и завершенным сделкам, а также насущная работа с документами, содержащими информацию, которая может повлиять на будущие действия, – потребовало изменить способ и место хранения документов. Их больше нельзя было складывать в сундуки, где каждый последующий слой документов приходилось вынимать, чтобы добраться до того, который был положен первым, на самом дне.

Государственные архивы Люцерны, входящей в Швейцарскую Конфедерацию, показывают, как эта трансформация происходила в течение двух столетий. В начале XV в. доступ ко всем городским документам контролировал один служащий, который составлял список копий важных документов: копии были доступны, а оригиналы тщательно охранялись. К середине столетия более сложные реестры, в которых были перечислены эти документы, стали располагаться в хронологическом порядке, а затем подразделяться на различные рубрики: местные, региональные и иностранные правительства; ремесла и профессии, сельские и городские вопросы; иерархия, основанная на статусе отправителя. Прошло еще около ста лет, прежде чем документы были проиндексированы, однако первые указатели относились к определенным ящикам, поэтому при поиске документов требовалось сначала узнать, в каком ящике они могут находиться; ящики, в свою очередь, были упорядочены тематически или по корреспондентам. В конце XVI в. их обозначили буквами алфавита и ввели пронумерованные подкатегории – это было началом более системного представления архивных материалов.

Только в конце XVII в. в устройстве архива появилась всеобъемлющая система: ящики были заново распределены по категориям: торговля, городская администрация, религиозные вопросы, иностранные дела – все их содержимое было представлено в едином указателе с перекрестными ссылками. Наконец, материал был расположен в алфавитном порядке. Таким образом, с течением времени инвентарная опись как принцип организации архива сменилась каталогом, который точно определял физическое местоположение документа, картой или иной пространственной схемой, а затем – индексацией и алфавитным расположением, которое представляло информацию в отвлеченном виде[375].

Одновременно происходила разработка предметов мебели, удовлетворявших новым потребностям документооборота и архивного дела. Письменные столы с выдвижными ящиками появились только в конце XV – начале XVI в., первоначально как предметы роскоши для высшего общества: по сути, это были емкости для хранения разнообразных письменных принадлежностей, имевшие наклонную поверхность для письма. Изабелла I Кастильская (1451–1504) выписывала письменные столы и бюро из Германии, король Англии Генрих VIII и внук Изабеллы, император Священной Римской империи Карл V (1500–1558) также владели прекрасными образцами такой мебели[376].

Для менее знатных или просто состоятельных членов общества основным хранилищем документов служили сундуки, которые в течение тысячи лет являлись стандартным предметом мебели в домах Европы. С появлением архивов и возможностью поиска устройство сундуков начало меняться. В конце XIV – начале XV в. в Нидерландах некоторые сундуки стали делать приподнятыми над землей на прочных коротких ножках, чтобы легче было добраться до лежащих на дне предметов. В XVI в. ножки удлинили, чтобы поднять хранилище на уровень глаз. Как следствие, на смену крышкам с задним шарниром пришли передние панели с боковым шарниром, по сути дверцы. Полки, до сих пор неизменно закреплявшиеся на стенах комнаты, получили новое назначение и переместились внутрь сундуков, для разделения их содержимого: больше не нужно было все вынимать, чтобы добраться до нижнего слоя. Ограничения средневекового столярного дела заставляли поддерживать эти полки толстыми рейками, что было возможно только в больших сундуках, однако новые технологии XVI в. позволили столярам создавать десятки крошечных отсеков, ящичков и полочек даже в самых изящных сундучках. Благодаря этим новшествам сундук полностью преобразился, став новым предметом мебели – шкафом[377]. Сундуки имели единое пространство; шкафы, в свою очередь, разрешали и даже поощряли классификацию, разделение и разграничение. Бумаги можно было сортировать и складывать, размещая снаружи аннотацию, как это было принято в Англии и в итальянских городах-государствах. Большое количество сложенных и аннотированных документов, находящихся на полке в шкафу, можно было пролистать за считаные минуты; впрочем, чиновники теперь обыкновенно сидели за столами, а документы складывали в ящики.

Как упоминалось в главе 3, суды все в большей степени полагались на письменные доказательства. Как следствие, юристы в Европе, почти повсеместно используя прецедентное право, опираясь на состоявшиеся судебные решения, находили крайне полезной и необходимой возможность ссылаться на предыдущие дела и решения, а также на законодательные акты, что требовало создания более совершенных инструментов поиска. В Англии к XIII в. некоторые парламентские постановления и законодательные книги имели алфавитные указатели, упорядоченные до второй буквы[378]. До появления книгопечатания, как мы видели, в большинстве случаев такие указатели создавались для отдельных рукописей и не могли воспроизводиться. Один переписчик или, возможно, последующий владелец рукописи трактата Генри Брактона «О законах и обычаях Англии» (до 1235 г.), приложил много стараний, чтобы преодолеть это ограничение, составив подробное оглавление, вкратце отражавшее содержание всей книги и, следовательно, подходившее для любой ее копии, хотя при поиске пользователю все равно пришлось бы просматривать весь список[379].

Прагматический характер алфавитного расположения способствовал тому, что к XVI в. он стал широко использоваться в изучении права. Стандартный подход того времени требовал, чтобы студенты посещали лекции и по собственной программе знакомились с корпусом судебных решений – с тем, что сегодня называется прецедентным правом. При этом они должны были делать записи лекций и выписки из книг и копировать их в свои записные книжки, классифицируя цитаты по типу закона, постановления, судебного решения, в алфавитном порядке или иным способом – на усмотрение студента. В Германии проповедник, обучая студентов принципам работы с цитатами, рекомендовал использовать сложенные листы бумаги, помещенные в картонную обложку, но не скрепленные (клеем или нитками) окончательно, так чтобы всегда можно было добавить новые страницы; в начале следовало поместить (но также не закреплять) перечень книг, из которых взяты изречения, расположенный в алфавитном порядке[380]. Впрочем, большинство английских студентов-правоведов использовали для записей переплетенные тетради и потому нуждались в других способах упорядочения информации.

В 1668 г. Мэтью Гейл, адвокат, а позднее судья, изложил лучший, по его мнению, способ обучения: «пусть [студент] достанет большую книгу для записей [и] разделит ее на заголовки по алфавиту», переписав заголовки из указателей к юридическим текстам. Под каждым заголовком «ему следует поместить аннотацию или основные положения [того, что он читает] по соответствующим вопросам»[381]. Эта инструкция имелась в предисловии к книге, ставшей одним из базовых юридических учебников того времени: «Сокращение множества случаев и судебных решений по общему праву» (Abridgment des plusieurs cases et resolutions del Common Ley) Генри Ролла[382]. «Сокращение» имело форму книги общих мест с юридическими терминами, вынесенными в заголовки вместо топосов, и ссылками на законодательные акты и прецедентное право вместо обычных цитат. Рукопись этого сочинения, хранящаяся сегодня в Британской библиотеке, совершенно очевидно была в употреблении – два студента, один за другим, использовали ее в соответствии с данными рекомендациями. Она была переплетена с пустыми листами, вставленными между страницами и перед титульным листом, на них владельцы книги составили подробные, в два столбца, оглавление и указатель; в самом тексте они добавили комментарии на полях, перекрестные ссылки, а на пустых страницах делали различные заметки, касающиеся их занятий. (Какие-то вещи не меняются с течением времени: как это бывает и в наши дни, оба ученика поначалу работали усердно, но количество заметок постепенно уменьшалось и вовсе сошло на нет к середине книги.) Для менее трудолюбивых школяров книготорговцы выпускали юридические книги общих мест – пустые тетради с заранее напечатанными юридическими терминами в алфавитном порядке – или брошюры, перечислявшие по алфавиту всевозможные заголовки из области права, которые студент мог перенести в свою тетрадь[383].

Справочники для практикующих юристов стали рассматриваться в торговле книгами как очень прибыльный жанр. В 1557 г. Уильям Растелл издал «Сборник всех статутов», имевший алфавитное расположение; в 1594 г. «Сборник» был расширен за счет добавления двух новых таблиц: в одной статуты (вновь) были упорядочены по алфавиту, в другой – хронологически, по времени правления монархов. Первый юридический словарь в Англии был опубликован в 1572 г.: «Представление терминов из английских законов» (известный по-французски как "Termes de la ley"), упорядоченное по алфавиту по двум буквам. Пятьдесят лет спустя латинский заголовок был исключен и оставлен только французский, а алфавитный порядок был распространен до четвертой буквы. Кроме того, поскольку указатель 1572 г. просто воспроизводил заглавия, в издании XVII в. он был перемещен на место оглавления; расположение в полностью алфавитном порядке появилось лишь спустя несколько лет.

Бурный рост юридического книгоиздания стал одним из следствий бюрократизации государственного управления, ставшей одновременно причиной и результатом усиления влияния средних классов на жизнь общества. Значительная часть публикаций была посвящена судебным решениям – прецедентам, которые могли использоваться в новых делах. И вновь успех имели те издания, которые снабжались инструментами поиска. В 1588 г. решения сэра Джеймса Дайера (1510–1582), известного использованием прецедентов, обнаруженных в древних рукописных источниках, а также своей потрясающей памятью, были собраны в таблицу и опубликованы в качестве отдельного указателя. Таблица была составлена другим юристом, Томасом Эшем (ок. 1556–1618), который продолжал издание так называемых «Отчетов Кока» (Coke"s Reports). Эдвард Кок (1552–1634), позднее сэр Эдвард, последовательно занимал должности генерального солиситора, спикера Палаты общин, генерального прокурора (в этом качестве он преследовал Уолтера Рэли и Гая Фокса) и, наконец, стал главным судьей суда общегражданских исков. Со студенческих лет (1570-е гг.) Кок составлял реестр судебных решений для собственного пользования – составление такого рода юридических цитатников поощрялось. Представленные в хронологическом порядке, некоторые из его частей были опубликованы в 1600 и 1602 г. Четыре года спустя Эш подготовил набор таблиц, которые снабдили его труд указателями и перекрестными ссылками и тем самым позволили практикующим юристам и студентам с легкостью осуществлять поиск по всему реестру прецедентных решений за полвека. В 1614 г. Эш опубликовал «Генеральную таблицу общего права Англии» (Table Generall del Common Ley Dengleter), организованную в алфавитном порядке по названиям дел, под которыми имелись отсылки к соответствующим законодательным актам и делам и перекрестные ссылки на другие юридические тексты, – таким образом, это был, возможно, первый сводный указатель к английскому праву и к его практическому применению[384].

Естественно, многие не одобряли эти нововведения, жалуясь на то, что изучение права по учебникам, в которых оно разбито на параграфы, расположенные по алфавиту, было своего рода мошенничеством. Адвокат Абрахам Фраунс (ок. 1559–1592/1593), больше известный как поэт, которому покровительствовал Филип Сидни, выплеснул свое недовольство в гневной тираде, смысл которой можно свести к следующему: «я должен был пройти трудный путь учения – и вы, молодежь, должны сделать то же самое».

Это был не просто конфликт поколений – старики против молодежи; скорее, речь идет о противостоянии традиции и нового мирового порядка. Как мы уже видели, книгопечатание повлекло за собой непредвиденные перемены. Вместе с книгами распространялись идеи, а идеи, будь то светские или религиозные, всегда проблематичны. В 1469 г. папа Иннокентий VIII постановил, что все книги должны получать одобрение церкви, прежде чем их опубликуют; кроме того, с 1520-х гг. светские правители в Европе начали составлять списки запрещенных книг. Университеты, имевшие светское или церковное разрешение на книгоиздание, также старательно составляли собственные списки запрещенных книг: первый из них был издан в Сорбонне в 1544 г. и имел алфавитное расположение по имени автора; за ним вскоре последовали списки других университетов – от Лёвена в Нидерландах до Венеции и Португалии. Первое издание ватиканского «Указателя запрещенных книг» (Index librorum prohibitorum) вышло в 1559 г. и было санкционировано папой Павлом IV. «Указатель» был разделен на три части: полностью запрещенные авторы; авторы, у которых запрещены только отдельные произведения; и анонимные запрещенные труды. Все разделы имели алфавитный порядок: по автору – в первой и второй части, по названию книги – в третьей[387].

Правители знали, что книги могут нести революцию. Они также знали, что революции могли влиять на книги. Может показаться, что путь от кабинетов редкостей, столь ценившихся знатными особами, от коллекций экспонатов, относящихся к искусству и истории, архитектуре и археологии, геологии и ботанике, до Французской революции долог и извилист, но кабинеты и революция оказались связаны в итоге одним материальным объектом – каталогом.

Вундеркамера Оле Ворма (1588–1654) в Орхусе[388]

Кабинет редкостей – кунсткамера, употреблялся также термин вундеркамера (Wunderkammer), комната диковин, – стал в XVI в. статусным символом для сильных мира сего. Витрины кунсткамер стали отражением истории категоризации и классификации. Одно из объяснений заключается в том, что эти кабинеты, наполненные предметами, выставленными на виду – на полках или под потолком, – рассматривались их создателями и владельцами как микрокосмы Вселенной, представляющие всю полноту и богатство мира природы, как это делали великие энциклопедии Средневековья. Но в отличие от тех энциклопедий кабинеты редкостей не были организованы так, чтобы показывать устройство Божьего замысла в строгой последовательности – от Бога к ангелам, святым, людям, животным и, наконец, к минералам. Напротив, расположение предметов в них определялось скорее эстетическими критериями или зависело от хрупкости и размера экспонатов: самые большие или самые хрупкие были подвешены над головой, более мелкие предметы находились на открытых полках.

Неудивительно, что каталоги, описывавшие содержание этих коллекций, почти никогда не были организованы по принципу средневековых энциклопедий и не следовали порядку расположения экспонатов. Они были продуктами современности, и объекты в них классифицировались по роду и типу, разделяясь на искусственные и естественные: картины, рисунки, скульптуры, медали, монеты, минералы, морские раковины, окаменелости. Внутри этих групп объекты располагались по ряду критериев: по изготовителю, автору, методу, материалу, хронологии или – на удивление нередко – по цене: самые ценные предметы – в начале, так же как в списках арендаторов сначала назывались самые состоятельные жильцы. Однако само устройство выставки стало следовать этим принципам классификации постепенно, одновременно с ростом популярности новой мебели – полок и специальных хранилищ с ячейками. Вскоре для коллекционеров были созданы особые предметы мебели, имеющие специальные ниши для хранения разных видов экспонатов – по отдельности, разделенными на категории и виды, как они описывались в каталогах[389].

Эта эволюция витрин отражала развитие, происходившее в библиотеках того периода, претерпевавших аналогичные изменения по мере постепенного перехода к описям, которые одновременно служили инвентарями и помогали библиотекарям и читателям в поиске книг. В 1560 г. Флориан Трефлер, монах-бенедиктинец из аббатства на юге Баварии, писал, что для правильной работы каждой библиотеке требуется пять каталогов: список авторов в алфавитном порядке; предметный перечень в порядке расположения книг на полках; предметный указатель (порядок не определен); алфавитный указатель к предметному указателю и, наконец, список книг, изъятых из обращения[390]. Всего несколькими десятилетиями ранее в Испании Эрнандо Колон, сын Христофора Колумба и создатель одной из крупнейших библиотек того времени, каталогизировал свое собрание из 15 000 томов в «Книге эпитом», или аннотаций и выписок, «Книге материалов», или предметном указателе, и «Таблице авторов и наук», состоявшей из 10 000 бумажных полосок, содержавших обозначения, придуманные самим Колоном, как у Гроссетеста 500 лет назад, но на этот раз таблица была ориентирована на то, чтобы передать сведения об имени автора, названии и тематике книги, а также выходные данные, то есть была прототипом карточного каталога, до появления которого оставалось еще два столетия[391].