Такая смесь была характерна не только для Англии. В Молдавии в XVIII в. списки приходов, содержащие сведения о числе прихожан, церковных активах и другую информацию, представлявшую интерес для централизованной католической церкви, были упорядочены не по алфавиту, не по географическим или иерархическим критериям, но в зависимости от переплетения разных специфических обстоятельств: часто во главе списка значился самый большой приход; иногда – наиболее важный в политическом отношении; расположение некоторых списков следовало маршруту сбора информации; другие отражали путь главных транспортных артерий[348]. В тот же самый период в Нижней Австрии впервые были введены номера домов, чтобы упростить составление списков лиц, подлежащих воинской повинности. В течение некоторого времени после этого строительство новых зданий не приводило к изменению нумерации домов на соответствующей улице. Вместо этого новым домам присваивались дополнительные алфавитные обозначения: например, расположенные между старыми домами № 9 и 10 новые дома получали номера 9a, 9b, 9c; таким образом, алфавитный порядок понимался как естественный и естественно подразумевался[349].

Подобный разброс в использовании систем организации можно проследить по двум королевским архивам. В Португалии при Мануэле I (правил 1494–1521) корона утвердила составление собрания архивных документов и королевских указов: начиная с 1504 г. 47 томов были классифицированы по географическим областям, к которым они относились, остальные 19 были посвящены персоне и прерогативам правителя. Несколько лет спустя в баварском Вюрцбурге секретарь князя-епископа разработал ряд инструментов поиска для архива своего правителя: алфавитные регистры и указатели отсылали к пронумерованным ящикам, и все они были охвачены трехтомным алфавитным руководством, затрагивавшим все виды деятельности, которые входили в компетенцию правителя, и содержавшим отсылки к месту хранения документов, необходимых для осуществления того или иного конкретного дела. Итак, мы видим два королевских архива – и два совершенно разных принципа организации данных. (Стоит, однако, отметить, что и те и другие реестры были недоступны практически никому: они были скорее сокровищем, которое охраняют, нежели рабочим инструментом, которым делятся.)[350]

Таким образом, мир канцелярий находился в состоянии перехода от старого состояния к новому. Преимущества нового склоняли чаши весов в свою сторону, по мере того как лавина бумажных документов набрала скорость. По некоторым подсчетам, в 1565–1613 гг. послы в Венецианской республике могли отправить около четверти миллиона страниц отчетов и получить аналогичное количество документов в ответ. Если в середине XVI в. для хранения всех официальных донесений за предыдущий век было достаточно двух шкафов, то сто лет спустя их число выросло до 15. Такой прирост числа документов делал их сортировку совершенно необходимой.

В итальянских городах-государствах для этого применялись различные методы: разделение на входящую и исходящую корреспонденцию, классификация по географическим регионам, по содержанию – идет ли речь о внутренней или о внешней политике. До XIX в. конверты не использовались. Вместо этого на одной стороне листа писалось письмо, которое затем складывалось и запечатывалось так, что наружу была обращена пустая сторона, на которой писали адрес. Многие правительственные архивы пользовались этой пустой стороной, распределяя письма и донесения по хронологии или по темам и указывая на обороте писем краткие сведения об отправителе, дате получения, основных пунктах содержания. По мере роста количества документов сами эти резюме иногда переносились в гроссбухи, которые упорядочивались по хронологии или по содержанию, по отправителю или по виду деятельности, а затем индексировались[351].

Дневники Сэмюэля Пипса показывают сосуществование разнообразных систем классификации в XVII в. В то время в Англии не было государственного архива, а следовательно, и системы хранения государственных документов. Люди, которые, подобно Пипсу, участвовали в делах правительства, не были обязаны собирать и хранить документы, которые они производили или получали; и уж вовсе от них не ожидали, что они будут обеспечивать доступ к этим документам для других. В своей деятельности на посту высокопоставленного военно-морского чиновника Пипс опирался на несколько видоизмененный метод составления книг общих мест, а в некотором смысле и на двойную бухгалтерскую запись: в тетрадь он записывал происходившие события, а в конце каждого дня переносил их в специальные гроссбухи в зависимости от содержания: счета, военно-морские контракты или записи для личного дневника. (В конце каждого месяца секретари переписывали оставшийся несистематизированным материал в чистую тетрадь, чтобы процесс мог начаться заново: роскошь, доступная немногим.) Его «Книга военно-морского флота», составленная из отчетов о совещаниях Военно-морского совета, списков кораблей и другой информации о его деятельности, надо полагать, велась не в алфавитном порядке, так как несколько раз за годы ее составления он сообщал о создании «алфавита» – либо указателя, либо алфавитного оглавления, которое позже было приплетено к основному гроссбуху. Он также вел «реферативный журнал» с кратким пересказом договоров и других документов, по-видимому считая, что обращаться к нему проще, чем к отдельным материалам, не упорядоченным по алфавиту[352].

Итак, Пипс, будучи трудолюбивым и увлеченным организатором и ревностным чиновником, одним из первых смог оценить достоинства использования подшивок – технологии, которая в новое время стала практически неотделима от алфавитного расположения. Слово «файл» происходит от латинского filum, которое означает «нить». Документы, относящиеся к одному предмету, в буквальном смысле сшивались при помощи иголки и шпагата, как можно увидеть на «Портрете сборщика налогов» Яна Госсарта (ок. 1530) – возможно, первом изображении подшивок[353]. За правым плечом сидящего видна подшивка документов, озаглавленная Alrehande Missiven, различные письма, вероятно полученные им; позади него слева – Alrehande Minuten, различные черновики, вероятно копии отправленных писем. Обе подшивки кажутся на первый взгляд пустыми, поскольку документы в них подвешены обратной стороной и вверх ногами – в целях конфиденциальности и удобства: сидя к ним спиной, сборщик налогов может протянуть руку назад и, переворачивая листы, найти нужную информацию. Над его головой, за кинжалом (который указывает на статус джентльмена), висят три клубка бечевки для создания дополнительных подшивок по мере необходимости, а также моток тесьмы, с помощью которой можно связывать пачки документов. На столе перед ним лежит гроссбух, информацию из которого он, по-видимому, переписывает на сложенные пополам листы, которые затем должны составить новую тетрадь. Книга, лежащая на столе на переднем плане, в крайнем правом углу картины, как полагают, была тетрадью со стираемыми страницами для письма, между которыми были вплетены печатные таблицы мер и весов, календари и другие материалы; на ней на подставке мы видим стилосы с металлическими остриями, используемые для письма на таких страницах[354].

У Пипса должны были быть почти такие же канцелярские принадлежности: пергамент и бумага, чернила и перья, печати, сургуч, воск и свечи, тесьма, иглы и бечевка. Теперь всюду имелись кипы бумаг для подшивок: печатный станок производил не только книги – его появление стало началом эпохи документов и бланков. Еще в 1580-е гг. Филипп II, король Испании, первый биограф которого утверждал, что он изменил «мир с помощью бумаги», заказал печать серии бланков, которые надлежало распространить среди региональных властей, заполнить и вернуть: то, что сегодня кажется рутиной, для XVI в. было удивительным нововведением. Почти столетие спустя портрет Даниэля Бернара, одного из крупнейших амстердамских купцов (1626–1714), изображает его за работой в кабинете, хотя и в подозрительно роскошном для неформальной обстановки одеянии. На его письменном столе, рядом со стопкой переплетенных гроссбухов, разбросано множество заполненных печатных бланков, через отверстия в которых протянуты нити для составления подшивки: все это стало теперь частью повседневной жизни коммерсанта.

Ян Госсарт. «Портрет сборщика налогов» (ок. 1530)[355]

Через два десятилетия на другом конце земного шара Уильям Брэдфорд, сын первого губернатора колонии Плимут (современный Массачусетс), выразил свою благодарность за щедрый подарок, которым «великое искусство и таинство книгопечатания» облагодетельствовало Новый мир, – за бланки документов, включая, как он уточнил, бланки для земельных договоров, облигаций, патентов и векселей[356]. Однако без системы организации данных это «искусство и таинство» осталось бы в основном таинством. Так, за двадцать лет до Брэдфорда Пипс уже «приводил в порядок [свои] документы», заказав токарю «два предмета для подшивки документов»[357]. Что это были за «предметы» – неизвестно. (Также неизвестно, собирался ли Пипс подшивать свои бумаги к ним или в них: предлоги не всегда можно различить в его почерке.) Это, конечно, могли быть попросту столы или другие плоские поверхности, на которых можно было сортировать бумаги по стопкам, но, поскольку он указал, что они необходимы для создания подшивок, более вероятно, что это были какие-то специальные инструменты. Юридический словарь, вышедший через десять лет после заказа, сделанного Пипсом, определял file как «нить или проволоку, которыми в судах и конторах скрепляются или, точнее, подшиваются (filed) письменные документы и иные вещественные доказательства для лучшей сохранности»[358]. Итак, «предметы для подшивки бумаг» в заказе Пипса могли быть приспособлениями, облегчающими процесс подшивки документов или их последующее подвешивание.

Бартоломеус ван дер Хельст. «Портрет Даниэля Бернара» (1669)[359]

Мы знаем, что Пипс опробовал разные подходы к сортировке документов. Несколькими годами ранее он потратил много времени и «усилий на сортировку и складывание» своих бумаг, пока записывал краткое изложение содержания на оборотной стороне каждой из них[360]. Этот метод, будучи, по сути, предшественником современной картотеки, широко применялся в Европе в течение прошлого столетия. В канцелярии сэра Фрэнсиса Уолсингема (1532–1590), секретаря Елизаветы I, практиковалось нечто подобное: на чистой оборотной стороне всех входящих писем записывали краткий обзор их содержания вместе с именем отправителя и датой (что мы уже видели в некоторых итальянских государствах). Когда требовался конкретный документ, достаточно было пролистывать связки писем, находя нужные сведения в аннотациях[361]. Как позднее у Пипса, в канцелярии Уолсингема имелась «Настольная книга» (сохранилась одна из них, датируемая примерно 1588 г.), которая состояла из трех указателей: перечень книг с указанием их местоположения; резюме некоторых из них; указатели документов, разделенных по типам, включая «договоры», «учетные книги», «реестры», «хроники»; подзаголовки в указателях соответствовали определенным территориям или правительственным департаментам; в конце имелся раздел «Книги по разным вопросам». В указателях отмечалось место хранения документа, а иногда содержались ссылки на определенные страницы: это свидетельствует о том, что по крайней мере некоторые из связок писем и отдельных документов были впоследствии переплетены[362].

Приблизительно в то же время английский купец в Антверпене написал брошюру с изложением того, что он считал наилучшим методом ведения учета и отчетности; в ней он, в частности, рекомендовал секретарю, когда книга записей заканчивается, «приклеивать к ней кусок пергамента и записывать на нем, что содержится в книге»[363]. Вряд ли Пипс когда-либо встречал эту брошюру или знал о неопубликованной рукописи Николаса Фаунта, личного секретаря Уолсингема, «Рассуждение относительно должности Главного государственного секретаря» (1592), в которой описывались лучшие, по мнению того, методы организации дипломатического кабинета. Французский современник Пипса Жан-Батист Кольбер де Торси (1665–1746) пошел еще дальше, создав при Людовике XIV основу системы управления, осуществляемого посредством бумажного документооборота; он даже ввел использование кусочков пергамента с сокращенными названиями каждого гроссбуха в его отделе – они размещались на доске и представляли собой карту правительственного архива[364].

Как и в случае с введением алфавитного порядка, все эти системы скорее изобретались и создавались заново, независимо друг от друга, чем отражали некий единый общепринятый метод (в крайнем случае – несколько методов) хранения документов и, что еще важнее, их организации, позволяющей тем, кто пришел позднее и не участвовал в процессе сортировки, легко отыскать нужную бумагу.

В частности, европейские ученые к этому времени уже разработали собственные системы организации. Многие продолжали отдавать предпочтение методу составления книг общих мест, усовершенствовав его, для упорядочения записей о своих опытах или исследованиях, а также для ведения читательских дневников. Но некоторые ушли от использования переплетенной книги. Гесснер разрезал свои записи и прикреплял полоски с текстом под соответствующими заголовками. Он быстро осознал, что именно сортировка делала материал ценным: конечно, «важно иметь под рукой сведения обо всех вещах, собранные отовсюду, – писал он, – но какая польза может быть от этого материала, если он не рассортирован и не организован?»[365] Подобно Гесснеру, математик Георг Иоахим Ретикус (1514–1574), ученик Коперника, также делал заметки для своих книг и лекций на отдельных полосках бумаги. Приступая к написанию, он перетасовывал записи, пока не убеждался в их правильном расположении, закреплял их и записывал окончательный текст, прежде тем «вернуть карточки на место для повторного использования»[366]. Известно также, что Авраам Ортелий, автор первого современного атласа, вел записи, располагая их по алфавиту под географическими заголовками, причем устройство его тетрадей было достаточно гибким: свои заметки он писал на полосках бумаги, наклеивая их в тетради в один столбец, а второй столбец оставлял пустым для добавления нового материала.

Улисс Альдрованди (1522–1605), руководивший одним из первых ботанических садов в Европе и первый профессор естествознания в Болонском университете, составил многотомную энциклопедию натуральной истории, создав для этого систему сбора информации в гроссбухи, которые он называл «Всеобщим вместилищем научного знания» (Pandechion epistemonicon). В молодости Альдрованди работал бухгалтером, и некоторые из его методов, очевидно, основывались на принципах бухгалтерского учета. Один из томов, озаглавленный «Наблюдения» (Observationes), подобно купеческой книге расходов использовался для заметок, которые он записывал в том порядке, в котором формулировал их – на основе чтения или практических наблюдений. Когда Альдрованди был уверен, что сделанное наблюдение или найденный материал представляют какую-то ценность, он тщательно переписывал соответствующую запись на полоску бумаги и помещал ее в один из холщовых мешков. Такие сумки долгое время использовались для хранения документов. Венецианская канцелярия делала это вплоть до XVIII в. В казначействе императора Священной Римской империи Фердинанда I (1503–1564) кожаные мешки помечались красными буквами: «B» значило Богемия; «R» – вопросы, касающиеся Империи (Reich); «К» – военные расходы (Krieg)[367]. В меньшем масштабе тот же принцип использовали многие компании – даже на Севере, в Нидерландах, как можно понять из картины «Нотариус в своем кабинете» (1672) Геррита Беркхейде[368]. На стене над головой нотариуса висят сумки, он также определенно скреплял документы бечевкой – мы видим их справа, за головой его помощника. Полочки с ячейками для бумаг, расположенные над ними, завершают триаду принципов организации данных.

Фрагмент картины Геррита Беркхейде «Нотариус в своем кабинете» (1672)[369]

Хотя сумки Альдрованди не были новшеством, натуралист использовал их по-новому, обозначив каждую сумку буквой алфавита – не для отнесения к определенным предметным категория, как в казначействе Фердинанда, но исключительно в целях алфавитного расположения. Таким образом, мешки одновременно сохраняли бумажные карточки и сортировали их по алфавиту, по первой букве. После этого Альдрованди мог классифицировать их еще раз, прежде чем вставить в свой труд, который в итоге занял более 80 томов, организованных в алфавитном порядке по ключевым словам. Подобно тому, что мы видели в бухгалтерских книгах и у Ортелия, Альдрованди разделил страницы на два столбца, чтобы оставить место для новых сведений. Он также использовал для фиксации листков только слабый клей, так что их можно было перемещать по алфавиту при добавлении новых записей[370].

Скорее всего, Альдрованди сам пришел к этим решениям, поскольку они не были широко распространены. Спустя полвека в Англии ученый Роберт Бойль (1627–1691), практически современник Пипса, оставил после себя настоящий хаос бумаг. Бойль был одним из основателей современной химии и разработчиком закона Бойля, связывающего давление с объемом газа; он также занимался вопросами гравитации, рефракции, кристаллографии, звуковых волн, электричества, цвета и многими другими. В отличие от своих современников, Бойль делал заметки не в гроссбухах или книгах общих мест, а на отдельных листах, но не для лучшей организации, как это делал Гесснер, а потому что боялся потерять их: один потерянной гроссбух, возможно, стоил бы нескольких лет работы, тогда как одну потерянную страницу можно было сравнительно легко воспроизвести.

Чтобы вести учет своим многочисленным и разнообразным проектам, Бойль десятилетиями экспериментировал с различными системами сортировки. Он использовал нити разных цветов, для скрепления документов, относящихся к разным областям исследований; когда цвета заканчивались, он использовал буквы и цифры; он даже сочинял короткие мнемонические стихи, чтобы запомнить порядок, в котором располагались его бумаги. Он составлял списки, напоминавшие ему о том, где что находится. Какие-то документы были «в белой обложке из картона с разноцветными лентами», другие – «в обложке из мраморной бумаги» или «в обложке из серого картона, с черной и зеленой бечевкой». При этом часть бумаг хранилась в коробках, некоторые из них были отмечены цветом, другие – буквами. Систему букв он использовал исключительно для создания ярлыков: между ними и содержимым коробок не было никакой значимой связи. Алфавитный порядок, кажется, был одной из немногих систем, которые Бойль обошел стороной; некоторые другие естественные, с нашей точки зрения, критерии сортировки (например, по общим категориям; в зависимости от работы, к которой они относятся; относятся ли заметки к собственным текстам Бойля или к сочинениям других авторов) тоже, кажется, им не учитывались[371].

Коллега Бойля в Королевском обществе Роберт Гук (1635–1700), придумавший термин «клетка» для обозначения полостей или камер, которые он впервые смог увидеть при изучении биологических форм под микроскопом, более строго контролировал материалы своих исследований: книги, карточки, бумаги и многое другое образовывали у него единую сеть, позволявшую поддерживать порядок в работе. В так называемые Schedulae (букв. «листочки») он записывал краткие аннотации научных наблюдений и экспериментов, а затем, подобно Альдрованди, вклеивал их в большой переплетенный журнал с помощью клея, используемого для ловли образцов моли и бабочек, который оставался липким и поэтому прикреплял их к странице не слишком прочно, позволяя включать новый материал: то, что «было размещено в начале, могло быть перемещено в середину или в конец или перенесено в другую главу». Там, где возможно, Гук также использовал диаграммы и то, что он называл «маленькими schedulae», – предположения или умозаключения, в которых он не был вполне уверен: для них он использовал «чернила какого-нибудь другого цвета, например красного или зеленого… это очень помогает памяти и рассуждениям». Он также записывал текущие «сомнения» на маленьких полосках бумаги или в отдельной записной книжке, регулярно сверяя их с журналом, хранившим schedulae, по мере обнаружения новой информации[372].