Книги

Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка

22
18
20
22
24
26
28
30

Но чаще всего алфавитный порядок использовался в травниках – книгах, описывающих растения и их лечебные свойства. Основой для многих из них служил труд «О лекарственных веществах» (De materia medica) греческого врача и ботаника Диоскорида (ок. 40–90). Первоначально этот сборник рецептов не имел алфавитного расположения, но примерно к IV в. он был существенно преобразован переписчиками. Один из первых травников, с самого начала составленных по алфавиту, был написан Памфилием Александрийским в I в.[233] (Учитывая то, что мы знаем об истории алфавитного порядка в античном мире, неудивительно, что этот текст происходит из греческого Египта.) Вероятно, благодаря существованию рукописей Диоскорида, которые к XI в. были известны как «Диоскорид по алфавиту» (Dioscorides alphabeticus), в следующем столетии алфавитный порядок в этом жанре стал практически общепринятым – задолго до того, как он распространился в других книжных жанрах: травники "Laud Herbal Glossary" и "Durham Plant Glossary", содержащие переводы с латинского на английский, выстроены в основном в алфавитном порядке по первым двум буквам[234].

В книгах по техническим специальностям алфавитный порядок приживался легче, возможно потому, что они создавались в развивавшейся профессиональной среде, занимавшей все более значительное место в обществе. Измерение, установление правил, упорядочение – все это становилось значимой частью повседневной жизни, а не только рафинированного мира книжников. Например, часы использовались в Китае по меньшей мере с X в., но только в XIII в. в Западной Европе стали распространяться слухи об этих механизмах. К началу XIV в. слухи стали обретать реальные очертания. В «Божественной комедии» (ок. 1308–1320) Данте сравнил пребывание души в Раю с настроенным часовым механизмом: он не только знал, как работают часы, но и предполагал, что его читатели также знали об этом выдающемся изобретении и его работе.

У первых часов не было ни стрелок, ни циферблатов: время обозначалось колокольным звоном. В XIV в. первыми в Европе Ричард Уоллингфордский в Сент-Олбансе и Джованни Донди в Падуе создали астрономические часы, которые отсчитывали не только часы, но и минуты. Очень быстро, особенно в городах, час, состоящий из 60 минут, начал вытеснять прежнюю подвижную меру часа, которая менялась в зависимости от времени года. Как денежное обращение сделало деньги абстрактными, а буквы алфавита, отделенные от контекста, стали использоваться для отвлеченных целей в указателях и словарях, так и время стало отделено от солнца и времен года. Теперь время можно было измерить и записать, чтобы затем сослаться на него. Если часы шли слишком быстро или слишком медленно, их можно было отрегулировать. Время стало абстрактным символом и знаком[235].

5

Распространение

справочные сочинения в XIII–XIV вв.

К XIII в. духовенство и ученые привыкли искать нужные сведения внутри книги, не читая ее от начала до конца, однако готового ответа на вопрос о том, как искать саму книгу, еще не появилось. В предшествующие века и сам вопрос, в сущности, не возникал.

Книги в Европе в основном принадлежали монастырям, и в каждой обители – даже в крупных и влиятельных – их было сравнительно немного: в XII в. Кафедральный собор Иисуса Христа в Кентербери, резиденция архиепископа, владел 223 книгами; в библиотеке Даремского собора их насчитывалось 352. Даже в немногочисленных монастырях, которые обладали более крупными собраниями, отдельные произведения найти было легко: бóльшую часть составляли рукописи Библии и богослужебные книги. В IX в. бенедиктинскому аббатству Фульда в Гессене принадлежало 46 рукописей Библии (полных и содержащих отдельные книги), 38 рукописей трудов блаженного Иеронима и 26 рукописей Августина[236].

Начиная с X в. в бенедиктинском монастыре в аббатстве Клюни на юго-востоке Франции существовала должность армария (armarius) – монастырского библиотекаря, ответственного за armarium – шкаф, где хранились книги. В его обязанности входило наблюдение за ежегодной сверкой книг во время Великого поста, когда все собрание монастыря раскладывалось на ковре и каждая книга сверялась со списком, чтобы убедиться, что ничего не пропало за предыдущие 12 месяцев. Как только армарий удостоверялся в сохранности сокровищ аббатства, каждому члену общины вручалась книга, которую он должен был изучать в течение следующих двенадцати месяцев. В XI в. в бенедиктинских монастырях Англии начали воспроизводить эту церемонию, вплоть до использования ковра. Во многих обителях стали храниться две коллекции: одна включала в себя рукописи, ежегодно выдаваемые монахам или, если был излишек книг, мирянам за пределами монастырской общины; второе собрание состояло из более ценных рукописей, которые можно было читать только в монастыре и под наблюдением.

В те времена бенедиктинский армарий по-прежнему сверял книги с инвентарной описью, а не с библиотечным каталогом. Главная цель инвентарной описи состоит в том, чтобы представить полный список имущества, по которому можно удостовериться, что ничего не пропало или не было украдено; напротив, каталог – это инструмент поиска, помогающий пользователю найти определенную рукопись определенного сочинения. Многие из монастырских книжных описей указывали автора и название каждой рукописи, а также приводили ее инципит (incipit) – начальные одно или несколько слов текста; если несколько рукописей находились в одном переплете, что было обычным делом, то в описи отдельно цитировался инципит каждой рукописи. Поскольку каждая рукопись одного и того же произведения немного отличалась от других (переписчик мог изменить количество слов в строке или число строк на странице), то сверка инципитов каждого экземпляра позволяла убедиться, что ценная рукопись не была подменена какой-нибудь худшей по качеству.

В большинстве описей рукописи сначала классифицировались по жанру или предмету, а затем перечислялись в принятой тогда иерархической последовательности. В одном из самых ранних инвентарей, сохранившихся до наших дней, описывается собрание бенедиктинского приората при Рочестерском соборе, которому в начале XII в. принадлежало менее ста книг. В начале описи отсутствует страница, где, по-видимому, перечислялись Библии; теперь она начинается с рукописей Августина, а затем и других отцов церкви – Иеронима, Амвросия и Григория – в порядке, утвердившемся во флорилегиях[237]. С другой стороны, некоторые монастыри записывали книги по хронологии их приобретения; другие – по именам дарителей манускриптов. Помимо инвентаризационных задач, избранный порядок записи мог учитывать потребности памяти: книг было достаточно мало, так что ответственные лица должны были запоминать их местонахождение. Библиотекарь бенедиктинского аббатства Адмонт в нынешней Австрии дал совет коллегам-библиотекарям на тот редкий случай, если в их ведении окажется «такое большое количество книг, что их число и названия станет невозможно удержать в памяти»: в таком случае «следовало сделать небольшую книгу и записать в нее каждую рукопись…»[238][239].

В частных коллекциях, даже принадлежавших высшему духовенству и ученым, обычно насчитывалось не более нескольких дюжин книг. Однако к XIII в. размеры и значимость частных библиотек увеличились. В 1272 г. Жерар из Абвиля, богослов в Парижском университете, завещал Сорбонне около 300 томов. Это был огромный подарок, и особенно примечателен в нем сам факт того, что Жерар мог подарить такое количество книг. Публичные собрания также росли, отчасти за счет таких даров, отчасти благодаря пециальной системе и, соответственно, росту числа не столько роскошных рукописей, сколько тех, в которых была практическая потребность. К началу XIV в. Сорбонна владела одной из крупнейших библиотек в Европе, состоящей из 1722 томов; собрание Кентерберийского собора, которому в XII в. принадлежало чуть более 200 рукописей, теперь насчитывало 1800 книг. (Папская библиотека была на этом этапе явным аутсайдером – менее чем 650 книг.)

Среди монашеских орденов доминиканцы и цистерцианцы прежде лидировали как в интересе к чтению, так и в размерах книжных коллекций. Первоначальный устав францисканцев доводил монашеский обет бедности до крайности. Францисканцам воспрещалось не только владеть предметами роскоши, такими как рукописи, но и вообще владеть какими-либо вещами, вплоть до пищи, так что им приходилось жить исключительно на пожертвования верующих, к которым они обращались. Начиная с 1230 г., хотя личное владение по-прежнему запрещалось, менее строгое толкование правила допустило существование общинной собственности, и среди первых приобретений были рукописи для библиотек[240].

Насколько единодушно францисканцы откликнулись на эти перемены, можно судить по составленному ими в начале XIV в. «Реестру книг [находящихся в] Англии» (Registrum librorum Angliae)[241]. Это произведение стало первым предшественником сводного каталога, то есть каталога, в котором учтены фонды множества библиотек[242]. Как показывает «Реестр», спустя столетие после выхода разрешения на владение книгами 183 францисканских монастыря в Англии обзавелись библиотеками. «Реестр», по-видимому, был создан для того, чтобы информировать проповедников общины о местонахождении определенных книг: сведения были упорядочены по округам, библиотекам и авторам, но внутри этих категорий не представляется возможным найти какую-то дальнейшую организацию. Другим нововведением этого каталога стало использование арабских цифр для регистрации рукописей, находящихся в библиотеках каждого монастыря. Таким образом, в «Реестре» были принципиально расширены функции книжной описи: теперь она не только служила инвентарем, но и приближалась к тому, чтобы стать инструментом поиска.

За этим францисканским нововведением последовалo еще одно, нашедшее воплощение в указателе мест Библии и патристических комментариев к ним, – «Указатель к Библии в семи кустодиях» (Tabula septem custodiarum super bibliam)[243][244]. Используя «Таблицу» вместе с «Реестром», францисканские проповедники могли определять нужные им библейские места и комментарии, а затем находить библиотеки, в которых хранились соответствующие тексты.

Однако, вопреки нашим ожиданиям, цель «Реестра», как и большинства других описей того времени, не состояла в том, чтобы направлять читателя от названия произведения в каталоге к рукописи на книжной полке. Из сохранившихся книжных описей известно, например, что в XII в. книги, принадлежавшие цистерцианскому аббатству Мо в Йоркшире, хранились в разных местах, возможно из соображений удобства: богослужебные книги держали в шкафах в церкви, псалтыри – в другом шкафу в самом монастыре. Остальная часть коллекции находилась на полках, помеченных буквами алфавита. Более подробных сведений не сохранилось, однако буквы на этих полках, по-видимому, не имели отношения ни к имени автора, ни к названию книги: Августин не стоял на полке с буквой А, а Григорий Великий – на полке, обозначенной G. Сто лет спустя мало что изменилось: инвентарная опись 1396 г. показывает, что книги аббатства делились на группы, в зависимости от их местонахождения, а затем на подгруппы, называемые thecae, то есть ящики или коробочки, каждая из которых обозначалась отдельной буквой алфавита, но по-прежнему не проводилось никакого соответствия между этими буквами и классификацией самих книг[245].

Библиотека в аббатстве Адмонт (XVIII в.). В наши дни библиотекарю в Адмонте требуется внешняя память, то есть каталог, чтобы присматривать за собранием, которое насчитывает сотни тысяч книг. Современный вид библиотеки потряс бы средневековых читателей. Она была перестроена в стиле высокого барокко в XVIII в. и считается одной из крупнейших в мире монастырских библиотек[246][247]

Однако соединение двух обстоятельств обусловило начало перемен. Во-первых, постоянно увеличивалось количество книг, принадлежавших монастырям и университетам, так что в некоторых местах их уже было больше, чем мог держать в памяти библиотекарь; во-вторых, вырос спрос на справочные инструменты, позволяющие читателям отыскать в книге нужную информацию. Когда эти справочники стали обычным явлением, библиотекарям, вероятно, показалось естественным упорядочить свои собрания таким образом, чтобы можно было найти любую хранящуюся в них книгу. Встал вопрос: каким образом добиться такого расположения?

Наиболее очевидный путь состоял в том, чтобы сохранить привычную сортировку рукописей по категориям, создавая подкатегории в тех случаях, когда отдельная группа, скажем произведения отцов церкви, разрослась настолько, что поиск отдельной рукописи стал затруднительным. Гумберт Романский, генерал ордена доминиканцев в середине XIII в., считал разумным и даже естественным, что книги должны «храниться в соответствии с отраслями знания; то есть разные книги, комментарии (postillae)[248], трактаты и т. п., относящиеся к одной и той же дисциплине, следует хранить вместе и не смешивать с остальными». Чтобы помочь читателю в поиске конкретной рукописи внутри этих предметных категорий, он рекомендовал использовать «письменные знаки» (сама неуклюжесть формулировки свидетельствует о новизне этой идеи), которые можно «прикрепить к каждому разделу, чтобы любой знал, где найти то, что ищет».

Университеты, подобно доминиканцам, нередко делили свои коллекции на две части: основная коллекция предназначалась для работы студентов и преподавателей в стенах библиотеки; вторая, меньшая по объему, состояла из дублетов или менее ценных книг, которые позволялось выносить за ее пределы. К 1300 г. в Сорбонне и в Оксфорде (в Мертон-колледже и, возможно, в Университетском колледже) многие книги из первой категории прикреплялись цепями к пюпитрам, чтобы облегчить поиск. К 1320-м гг. в библиотеке Сорбонны имелось 300 книг на цепях; бóльшую их часть – возможно, большинство – составляли справочники, включая дистинкции, конкордансы и указатели: таким образом, книги на цепях образовывали своего рода справочную библиотеку[249][250].