В Западной Европе начиная с VI–VII вв. правившая в Галлии династия Меровингов также уделяла большое внимание кодификации и систематизации. Юридические сделки все чаще подтверждались письменными документами, а не устными клятвами, как было принято в Галлии в течение столетий и еще долго практиковалось за ее пределами. Теперь высшим слоям общества для ведения юридической документации требовались люди, умеющие читать и писать, а вместе с тем – правила, позволяющие этим грамотным людям правильно разместить документ среди сотен, если не тысяч ему подобных. Такую систематизацию еще только предстояло придумать, не говоря о том, чтобы воплотить на практике, в связи с чем возникла необходимость разработать юридические процедуры для тех нередких случаев, когда документы более не существовали или их не получалось найти[111].
Поэтому в последующие века отдельным клерикальным или правительственным учреждениям приходилось создавать свои собственные системы упорядочения документации. В Италии кардинал-бенедиктинец Деусдедит (умер до 1100 г.), специалист по каноническому праву, составил список примерно из 800 предметных рубрик, в сущности, своего рода предметный указатель, который помогал ему ориентироваться среди более чем тысячи текстов. Он наверняка знал алфавитный латинский словарь Папия, но, похоже, считал, что систематизация по буквам алфавита не отвечала его собственным потребностям. Вместо этого он использовал «рациональный» порядок, который имел смысл в его представлении, и скорее основывался на своих собственных интересах, чем учитывал нужды тех, кому предстояло читать его записи впоследствии[112]. Хотя метод кардинала не мог применяться повсеместно, его список можно рассматривать в качестве предшественника указателей, свидетельствовавшего о потребности в более универсальной системе сортировки документов для нужд светской и церковной бюрократии.
О кардинале Деусдедите известно, что он пользовался архивами для своих юридических сочинений, однако у нас нет точных сведений о времени возникновения папской канцелярии. Вплоть до IX в. документы нередко записывались на папирусе, а значит, многие из реестров представляют собой поздние копии. Из нескольких уцелевших фрагментов нам известно, что большинство папских записей располагалось и хранилось в переплетенных книгах, составленных в хронологическом порядке и часто имеющих в начале протооглавление (
Между 1000 и 1340 гг. население Западной Европы более чем удвоилось, и главная часть этого прироста приходилась на формирующиеся крупные городские центры: к началу XIV в. население Венеции и Лондона приблизилось к 100 000 человек. Новые отрасли промышленности, например ткачество и керамика, а также растущие торговые рынки управлялись бухгалтерами, поставщиками, торговцами, судовладельцами, собственниками магазинов и юристами, деятельность которых все больше сопровождалась бумажными записями. (Я использую термин «бумажные записи» не в буквальном смысле, а имея в виду документы на любом писчем материале.) Между тем и церковь, и светские власти облагали растущее народонаселение налогами, для чего требовалось несчетное число сборщиков налогов и клерков, каждый из которых вел собственные бумажные записи[115]. Другими словами, письменные документы проникали в общество практически на всех уровнях и в беспрецедентном количестве.
Подобно тому как деньги возникли вместе с появлением алфавита, так и растущая зависимость общества от письменного слова сопровождалась гораздо более широким использованием наличных, быстро вытесняя товарный обмен. В начале X в. десяти монетных дворов было достаточно для снабжения монетами всей Англии. Спустя 100 лет денежное обращение увеличилось настолько, что для выполнения той же функции требовалось уже 70 монетных дворов. К XIII в. в обращении находилось множество новых европейских валют, в том числе гинея, флорин, дукат и цехин. Гинеи чеканились в Генуе, флорины во Флоренции, в то время как дукаты и цехины были венецианскими, хотя монеты использовались по всей Европе, независимо от места их происхождения. Они, как и многие другие менее важные валюты, теоретически были эквивалентны цене металла, из которого их чеканили, но на самом деле они стоили столько, во сколько их оценивало правительство: деньги стали отвлеченной ценностью[116].
Сходным образом в XI–XIII вв. документы, которые ранее служили в Англии памятными знаками официальных событий, становились юридически необходимыми. До 1250 г. выражение
До этого периода в Англии память имела юридически фиксированную временную протяженность. Вплоть до царствования Эдуарда I (1272–1307) свидетель мог по закону поклясться в событиях, которые произошли в любое время в предыдущие сто лет, в то время как все, что случилось до этого, выходило за рамки компетенции судов. Обычной формой доказательства служила клятва, что свидетель помнит, что то-то и то-то было совершено отцом человека, который заверил его, что он, в свою очередь, помнит, что совершил или о чем сказал ему его собственный отец. Законы 1275 г., а затем 1293 г. подтвердили правило столетия, постановив, что коронация Ричарда I (3 сентября 1193 г.) является «законным пределом памяти». Но поскольку письменные документы начали заменять память и связанные с ней показания под присягой, дата 1193 г. так и не была заменена более поздней. Теперь закон опирался скорее на то, что можно было бы назвать искусственной памятью, то есть на бумажные документы, чем на свидетельства людей, вспоминавших события, о которых рассказывали их отцы и деды[117]. Зависимость от документирования становилась все более распространенным явлением на всех уровнях общества: к 1300 г. даже английские вилланы (феодально-зависимые крестьяне) представляли документы в суд, чтобы доказать свою правоту в юридических вопросах[118].
Эти изменения в практике и ожиданиях можно проследить на материале того, как составлялись документы. В XII в. не было стандартной формы для указов, издаваемых крупными феодалами. Такие грамоты могли быть написаны разными почерками, и это свидетельствует о том, что их составлял любой находившийся поблизости грамотный человек – в той форме, которая была ему привычна. Меньше чем сто лет спустя уже заметна стандартизация почерка, а также стиля и формы, так как лорды, сознавая возрастающий объем канцелярской работы, предпочитали нанимать для этого людей подготовленных, из числа тех, кого ученые назвали «невидимыми исполнителями», – секретарей и письмоводителей, которые впоследствии станут регулировать действия своих нанимателей[119].
Так развивались дела во всей Европе. От правления папы Александра II (1061–73) в папских архивах сохранилось менее 30 писем за год; столетие спустя архив Александра III уже содержит в среднем по 180 сохранившихся писем за каждый год. Филипп II Французский (правил в 1179–1223), вернее, его государственный аппарат, оставил менее десяти писем за год; Филипп III, столетие спустя, – почти 60. В Англии в архиве Вильгельма Завоевателя (правил в 1066–1087) сохранилось в среднем десять писем за год, в архиве Генриха II (1154–89) – почти 120. Известно, что в XIII в. папа Бонифаций отправлял 50 000 писем в год, а Филипп Красивый – 15 000[120][121]. В Англии в XII в., предположительно, было составлено 30 000 грамот; между 1250–1350 гг. их число выросло до нескольких миллионов, несмотря на то что народонаселение сократилось почти вдвое из-за эпидемии Черной смерти[122][123].
Изменения в практике использования документов привели к изменению их числа; последнее, в свою очередь, привело к переменам в восприятии и сохранности этих текстов. В 1194 г. в битве при Фретевале Ричард Львиное Сердце, как сообщалось, захватил сокровищницу Филиппа II. В то время в сокровищнице правителя хранились не только золото, серебро и драгоценности, но и большая королевская печать, грамоты, прокламации и другие документы, в том числе относящиеся к управлению государством, такие как налоговые реестры и земельные кадастры. Предание рассказывает, что более пяти лет после этой битвы один из верных придворных короля путешествовал по всей стране, чтобы восстановить утраченные документы, а его записи временно стали основой управления во Франции[124].
Хотя эта история, даже не будучи полной выдумкой, очевидно приукрашивает реальные события, однако свидетельствует о веяниях времени: в предыдущие века вокруг документов не возникало легенд. Спустя всего 50 лет, в 1240 г., легенда стала реальностью, когда при сицилийском дворе Фридриха II Гогенштауфена была основана фактически первая европейская канцелярия: специальное помещение с выделенным персоналом для контроля за сложной системой управления, осуществлявшегося посредством письменных документов, которые старательно сохранялись.
Сицилия стала идеальным местом для этого нововведения благодаря появлению там нового материала для письма, пришедшего из мусульманского мира: бумаги. В Китае, вероятно с II в. до н. э., бумага использовалась для упаковки товаров, но прошло еще несколько столетий, прежде чем она заменила шелк и бамбук в качестве писчего материала. Значительно опередив Европу в использовании бумаги, Китай раньше начал широко использовать письменные документы и разрабатывать принципы их сортировки. С середины III в. Мишу-шен, Императорская придворная библиотека, служила одновременно местом хранения книг и центральной архивной системой для всех документов, имеющих отношение к императору и его двору. В XII в. Чен Цзюй, помощник начальника библиотеки, написал «Повесть о национальной библиотеке», в которой разделил коллекцию на четыре части: цзин (конфуцианские идеи), ши (история), жи (школы) и цзи (литература на разные темы). Кроме того, он обсуждал возможность упорядочения архивных материалов по типу документов или по частоте их использования.
Жень Цяо в труде «Теория библиотечной науки и библиографии» также сосредоточился на классификации: «Если книги распределены по разделам, – писал он, – то все школы мысли и всё знание хорошо упорядочены и ясно систематизированы». По его словам, обескураживало не количество работ, подлежащих каталогизации, а отсутствие метода их классификации. (Он был сторонником тематического расположения.)[125] Позже, при династии Юань, основанной монгольским ханом Хубилаем (правил в 1271–1294), инструкции для администрации стали более подробными: чиновники должны были ставить на каждом документе печать с датой его получения, отдельно отмечая факт приема, а затем любые последующие действия с ним, включая информацию об исходящих документах, отправленных в ответ. К 1298 г. все бумаги были расположены в хронологическом порядке, причем исходящие и входящие документы различались по цвету используемых чернил[126].
Ничего подобного в Европе еще не наблюдалось. К 750 г. бумага из Китая пришла в арабский мир: на ней были написаны многие из 300 000 документов, хранившихся в синагоге в Каире, датируемые X в. и более поздним временем (обнаружены в XIX в.)[127]. К 1200 г. бумага появилась сначала в мусульманской Испании, а затем, что вполне естественно, на Сицилии, имевшей связи с арабским миром и поощрявшей использование письменных документов. Бумага быстро распространялась дальше: к концу XIV в. только в Италии было 30 фабрик, производящих новую продукцию; полвека спустя бумага стала доступна по всей Европе[128]. Первоначально бумага считалась скорее материалом, полезным для делопроизводства, а не заменой пергамента в книжном деле. Она быстро стала востребованной в канцелярской среде. К 1285 г. бумажные бухгалтерские книги, а также бумажные тетради сборщиков налогов использовались уже вдали от Сицилии – в Нидерландах[129]. Еще полвека спустя бумага перебралась через Ла-Манш: английский священнослужитель завещал своим наследникам «великую десть, или книгу, которую я обыкновенно имел при себе, написанную частью на пергаменте, а частью на бумаге, в которой я делал записи и располагал [содержание] под заголовками, в порядке алфавита»[130].
Бумага изменила все, не в последнюю очередь – системы сортировки. Она была дешевле, чем пергамент, и поэтому ее можно было использовать для черновиков, для подсчетов и для упорядочения различного материала, а также для записей о завершенных делах. Поскольку большее количество бумаги можно было употребить за меньшую цену, чем такой же объем пергамента, исчезла необходимость заполнять как можно меньшее число страниц как можно большим количеством информации. Вместо этого в тетради или блокноте для записей, которые вели по хронологии, каждую новую неделю, месяц или год можно было начинать с новой страницы; по завершении записей можно было добавить несколько страниц для перечисления содержания. Макет страницы также мог быть изменен и дополнен, чтобы облегчить поиск и предоставить читателям полезные подсказки, такие как даты или ключевые слова, написанные на полях, которые теперь также можно было без затрат расширить для размещения заметок[131].
Использование документов в качестве основного, а не дополнительного ресурса привело к дальнейшим переменам. На протяжении XII в. в Англии лишь редкие грамоты снабжались датами. В тех документах, в которых они все же имелись, зачастую использовались косвенные методы датировки, основанные на местных сведениях: например, запись состоялась через столько-то лет после сильного шторма, смерти местного лорда или закладки первого камня в основание церкви. Но по прошествии времени и множества событий дату такого рода становилось трудно определить, даже если в ней имелась отсылка к правителю или событию государственного значения: «после Великого королевского совета в Лондоне» не могло служить точным указанием спустя десять и более лет после одного из нескольких советов под председательством короля, не говоря уже о том, что не всегда было понятно, какой именно король имелся в виду. В Линкольне самые ранние сохранившиеся списки гильдий конца XII в. содержали надпись, в которой отмечалось, что они были написаны в год, когда граф Лестер был освобожден из плена[132][133]. Использование относительной датировки такого рода отчасти объяснялось значимостью местной повестки, но чаще связано с тем, что подобно тому, как час в ту эпоху был условным временным интервалом, зависящим от времени года, так и год был понятием условным – многие люди, если не большинство, попросту не знали, какой шел год. Относительные даты часто оказывались единственно возможными.
В Англии Радульф де Дисето (умер ок. 1200), настоятель собора Св. Павла в Лондоне, был одним из первых, кто попытался использовать датировку, понятную более широкому кругу читателей и много времени спустя. Его опись имений, принадлежавших собору, была датирована с большой точностью: «1181 год от Рождества Христова, 21-й год папы Александра III, 27-й год царствования короля Генриха II, 11-й год царствования его сына короля Генриха, 18-й год с тех пор, как епископ Гилберт Фолиот был переведен из Херефорда в Лондон»[134]. Хотя даты были представлены в той форме, которую мы считаем современной, примечательно, что он расположил их иерархически: сначала назван правитель христианского мира, затем светский правитель, затем его наследник и уже после – церковный иерарх, которому сам настоятель давал присягу верности, что точно отражало способ расположения материала, в соответствии с которым энциклопедии того времени ставили Бога (
По мере того как постепенно удовлетворялась потребность в датировке, понятной повсеместно, разрабатывались необходимые принципы расположения документов. Около 1130 г. при реорганизации документов бенедиктинского монастыря, расположенного к северу от Рима, был составлен алфавитный перечень всех земель, принадлежавших общине, что упрощало поиск их первоначальных названий и договоров аренды, а также позволяло обнаружить и подтвердить имевшиеся задолженности по налогам[135].
Следующий пример касается более высокопоставленных особ. В 1291 г. английский король Эдуард I претендовал на власть над Шотландией. Чтобы подтвердить свои притязания, он приказал обыскать летописи и реестры в монастырях по всей стране, а также архивы Верховного суда в поисках каких-либо исторических свидетельств. Эти поиски не увенчались успехом, однако неудачу объяснили не отсутствием доказательств, но отсутствием или по крайней мере недостатком того, что сегодня мы называем инструментами поиска. Поэтому в том же десятилетии правительство предприняло реорганизацию архива признаний вины, в котором хранились материалы судебных дел, а к 1302 г. и другие королевские архивы также были изучены и упорядочены, с тем чтобы «мы могли при необходимости получить любые сведения о любом времени», как требовало королевское постановление[136]. В течение следующих двадцати лет или около того документы были реорганизованы по темам, категориям или расположены в логической последовательности: хартии, которыми земли передавались Короне, больше не хранились вместе с грамотами о предоставлении королевских земель другим лицам или с частными документами; законодательные акты и папские буллы относились к разным категориям и хранились также раздельно.
Идея использования предметных категорий прочно закреплялась в практике. С 1285 г. расходные счета на содержание домашнего хозяйства короля были внесены в реестры бухгалтерского учета, которые снабжались небольшими пергаментными ярлыками, приклеенными к некоторым страницах и сообщающими