Книги

Узкая дверь

22
18
20
22
24
26
28
30

А вот дома у нас по-прежнему ощущалось присутствие невидимого дружка моей дочери. Меня, впрочем, это не особенно удивляло. Эмили была в том возрасте, когда все, что бы она ни услышала, складывалось в некую копилку, перерабатывалось и включалось в ее собственную картину мира, границы которой постоянно расширялись. Одни лишь дети не просто спокойно относятся к присутствию в их жизни невидимых друзей, но и считают это во всех отношениях приемлемым и удобным. Конрад хочет еще мороженого. Конрад сказал плохое слово. Это не я разбила, а Конрад. Но все-таки почему она выбрала имя моего брата? Мне, правда, всегда казалось, что история Конрада способна прилипнуть ко всему на свете, как комок корпии к ране. А вот Доминик был по-прежнему уверен, что «новое пришествие» мистера Смолфейса – это некий крик о помощи, а также признак чего-то весьма зловещего.

– Да у нее просто воображение разыгралось, – успокаивала я его, когда он вновь заговаривал о своих опасениях. – А у тебя самого разве в ее возрасте не было невидимых друзей?

Но Доминик стоял на своем:

– Нет. У меня были настоящие друзья. И у Эмили они тоже должны быть.

Он часто рассказывал, какие друзья были у него в школе, и чувствовалось, что школьные годы – это для него самый счастливый, самый беззаботный период; он и впоследствии не терял связи с теми, с кем подружился еще в начальных классах; каждое его воспоминание о тех годах было исполнено тепла, и он с явным удовольствием рассказывал о грубоватых мальчишеских шутках и проделках, о приключениях и проблемах, которые он всегда делил со своими друзьями. Я завидовала легкости и стойкости этих отношений. Мой собственный школьный опыт был совершенно иным. Если не считать Эмили Джексон, то друзей у меня не было ни в школе, ни где бы то ни было еще. А после исчезновения Конрада даже Эмили тоже стала как-то постепенно отходить в сторону, словно из этого мира ушел вовсе не Конрад, а я сама. Нет, недоброго отношения к себе я никогда не чувствовала, никто меня не травил и не преследовал, однако я словно была отмечена неким знаком, предупреждавшим, что от меня лучше держаться подальше.

В средних классах школы я изо всех сил старалась «войти в коллектив», как-то приспособиться. Вступала в различные клубы и общества. Занималась музыкой, участвовала в драматических постановках. Играла в хоккей, ходила в школьные походы. Я была хорошенькой доброй девочкой и довольно спортивной. Так что в принципе не была уж настолько непопулярной, и все-таки близких друзей у меня по-прежнему не имелось. Словно с исчезновением моего брата вокруг меня возникло некое пустое пространство, которое так никто и не смог собой заполнить.

Так что в ответ на заявление Доминика я только плечами пожала:

– Ты был другим. Эмили всегда была более самодостаточной, а значит, более тихой и замкнутой, чем другие дети.

– В точности как ты, – сказал Доминик, но прозвучало это отнюдь не как комплимент.

– Да, как я, – с гордостью согласилась я.

– Но, может, как раз в этом-то и проблема? – предположил он. – Знаешь, Бекс, иногда бывает, наверное, что человек слишком самодостаточен. Ведь вообще-то нормально иной раз и о помощи попросить, знаешь ли. Да и тебе вовсе не обязательно со всеми проблемами управляться в одиночку.

– Я знаю, Доминик.

– Знаешь? – он с сомнением пожал плечами. – Иной раз совсем непохоже, что ты это знаешь. И потом, ты по-прежнему разговариваешь во сне. Нет, с тобой явно что-то не то творится, и ты это прекрасно понимаешь.

Но я отмахнулась от его подозрений. Хотя сон у меня и впрямь по-прежнему неустойчивый, тревожный, но больше я, как тогда, во сне не ходила, не испытывала того сонного паралича, мне больше не снились те мучительные сны, в которых звучал голос Конрада, и передо мной больше не маячила таинственная зеленая дверь. Но, честно говоря, с вечера мне по-прежнему было трудно отключиться и заснуть; я также часто просыпалась среди ночи и понимала, что больше не усну, но было лето, светало очень рано, а я с раннего детства отличалась особой чувствительностью к свету.

И потом, в последнее время я действительно хорошо себя чувствовала; я стала куда более энергичной и уверенной в себе, чем во все предшествующие годы. Я завоевала свое место в «Короле Генрихе». Я лицом к лицу столкнулась с опасным драконом и победила. Я обрела иммунитет к той болезни, что преследовала меня с детства. Исчезли все основные препятствия на моем пути, и впереди был только солнечный свет.

Глава одиннадцатая

29 мая 1989 года

Но ощущение это, конечно, длилось недолго. И потом, уж слишком я была наивна, полагая, что действительно смогу что-то изменить. Примерно так ведет себя ребенок, плывущий в лодке по озерной глади: под водой может быть сколько угодно опасностей – подводные ямы; придонные течения; водоросли, облепляющие все тело; жуткие слепые твари, хищно разевающие пасть, – но ребенок видит только чудесные солнечные блики на поверхности воды, легкую зыбь да мелких золотистых мошек в воздухе.

На уик-энд 29 мая выпал Весенний Выходной День[53], и Доминик заранее забронировал для нас гостиницу на море, в Скарборо. Всего лишь гостевой домик, ничего особенного, сказал он, но это хоть как-то отвлечет меня от работы и даст нам возможность хоть несколько дней провести вместе, прежде чем в школах начнется обычная суета в преддверии экзаменов.

– Эмили там наверняка понравится, – уверял он меня. – Я это место хорошо знаю, нас туда всегда возили, когда мы с сестрами были детьми.