Все-таки преимущества пребывания на посту центуриона[51] сильно преувеличены. С годами, конечно, приобретаешь кое-какую, хотя и весьма ограниченную, мудрость, но вместе с этим получаешь испорченное пищеварение, редеющие волосы, чрезмерную активность мочевого пузыря и мучительную, совершенно излишнюю боль в пояснице. А также, как свидетельствует последний эпизод, связанный с моим здоровьем, не очень сильную, но весьма раздражающую боль, точнее, противную дрожь где-то под ребрами; она, может, и не столь активна, как тот опасный настойчивый «палец», но вызывает тревогу своим постоянством.
Мой лечащий врач считает, что мне необходимо уметь расслабляться. Корни моих проблем, по его словам, в постоянных стрессах и повышенном давлении. Он в очередной раз полностью пересмотрел список моих лекарств и снова заговорил о том, что мне пора задуматься о выходе на пенсию.
– Эта встряска, возможно, пробудила бы в вас те дополнительные силы, которые вам сейчас необходимы, – сказал он мне сегодня во время очередного визита. – Вы пока что в довольно приличной форме, и единственное, что вам сейчас, пожалуй, необходимо, это сменить темп.
Мне очень хотелось сказать ему, что подобная смена темпа вполне может меня сгубить, но я подавил это желание. Мы, Старые Центурионы, только и держимся за счет стрессов. Лишите нашу жизнь стрессов, и мы тут же развалимся. Собственно, именно это и случилось с моим другом Эриком Скунсом.
Вот и Ла Бакфаст (прямо как мой доктор) постоянно проявляет какую-то повышенную внимательность. У меня все это вызывает некую смутную тревогу, о которой мне по некоторым причинам даже и говорить не хочется. Ла Бакфаст каждый день заходит меня проведать и рассказывает мне очередной кусочек своей истории. Она также обещала на этой неделе связаться с полицией по поводу той мрачной находки близ будущего бассейна Гундерсона. Должен признаться, я испытал облегчение, услышав эту новость. Надо было мне с самого начала настоять на необходимости обратиться в полицию. Но эта женщина как-то ухитрилась меня загипнотизировать – возможно, просто силой своей личности, а может, тем, что постоянным действующим лицом в ее повествовании является Эрик. Так или иначе, а я очень надеюсь, что освобожусь от этого наваждения, как только она свой рассказ закончит.
Да, мне уже
Девочка, которой Ла Бакфаст поручила за мной присматривать, сегодня утром уже ко мне забегала. Ее зовут Эмма Викс. Довольно приятная девочка, но навещает она меня скорее из чувства долга, а отнюдь не из сострадания. Она принесла мне еще того чая, который заваривает Ла Бакфаст и который можно пить, лишь улучшив его глотком бренди. Ла Бакфаст явно считает его некой универсальной панацеей. В его состав входит ясменник святого Иоанна – что бы это название ни означало, – а также боярышник и лакрица; предполагается, что этот чай должен очищать и неким образом омолаживать мои дряхлые, изношенные тело и душу. Но лично я сильно сомневаюсь в подобной возможности. Девочка Викс принесла мне также открытку от моих «Броди Бойз» с пожеланиями поскорее выздороветь и большую коробку разноцветных лакричных леденцов, в которую была вложена открытка от Бен с пожеланием:
– Вообще-то я прямо с завтрашнего дня готов приступить к занятиям, – заявил я Ла Бакфаст, когда она вечерком в свой обычный час, ровно в половине седьмого, ко мне заглянула. Я поздоровался, провел ее на кухню и сразу же поставил на огонь чайник. Да, у нас с ней уже возникли некие общие привычки, что одновременно и приятно, и вызывает некую тревогу. Я понимаю, конечно, что все мы, представители Старой Школы, являемся игрушками в руках рутины. Вечно наше расписание диктует нам, куда идти, с кем видеться, что носить и даже когда пить чай. И те крохотные нарушения, которые мы себе позволяем – вроде выкуренной тайком «Голуаз» или незапланированного легкого перекуса на перемене, – являются причиной постоянного возмущения Боба Стрейнджа, который завел себе целую сеть тайных наблюдателей, и из-за этого большинство учителей в «Сент-Освальдз» страдают несварением желудка, связанным с чересчур торопливым заглатыванием кусков запретной пищи и нездоровым пристрастием ко всяким покупным пирожкам и булочкам. Возможно, и я по той же причине в настоящий момент чувствую себя так плохо, хотя целую неделю предавался вынужденному отдыху. Впрочем, я был осторожен и ни слова не сказал об этом Ла Бакфаст; она, похоже, опасается, что я в любой момент готов поддаться этой, в черном плаще и с косой.
– Я готов хоть завтра вернуться на работу, – повторил я. – Мне, конечно, была предоставлена весьма приятная синекура, но я отнюдь не уверен, что мне следует и в дальнейшем перекладывать свои заботы на любимых коллег.
И, между прочим, говорил я чистую правду: согласно давней традиции «Сент-Освальдз», преподаватели филологического отделения никогда не ищут замену на стороне, если кто-то из них проболеет неделю или чуть больше, а это означает, что мои уроки (и административные обязанности, связанные с классным руководством) уже легли на плечи кого-то из моих коллег, вынужденных меня замещать.
– В связи с чем у меня возникает вопрос: кому именно из моих несчастных коллег пришлось столько дней меня подменять? Доктору Дивайну? Китти Тиг? Или кому-то из новичков? Или – Господи спаси и помилуй! –
Ла Бакфаст улыбнулась:
– Но у вас, Рой, вид по-прежнему нездоровый. Вы уверены, что достаточно хорошо высыпаетесь?
Я сплю в общем-то не хуже, чем обычно, – то есть столько, сколько мне позволяет чрезмерная активность моего мочевого пузыря. После посещения туалета я обычно уснуть уже не могу; лежу и слушаю свой приемничек, пока не наступит рассвет, а затем встаю, умываюсь, бреюсь, завариваю себе полный чайник чая, делаю пометки в нужных мне книгах и к восьми часам отправляюсь на работу.
– Во всяком случае, усталым я себя не чувствую, если вы это имеете в виду, – сказал я. – Я действительно вполне здоров.
Если честно, это не совсем так, но я очень надеялся, что мой внешний вид ее обманет. Я даже постарался к ее приходу как следует одеться и побриться. Вообще-то мой костюм выглядел несколько помятым, но на мне, похоже, отродясь все костюмы выглядят помятыми. И потом, я счел проявлением неуважения принимать у себя директора школы в шлепанцах и халате; я уж не говорю о том, что в такой одежде я бы и впрямь выглядел так, словно нахожусь на пороге смерти. Впрочем, я и в костюме никак не соответствовал званию «решительного героя», но все же надеялся, что пиджак, рубашка и галстук помогут мне пройти инспекцию Ла Бакфаст.
Она критически меня осмотрела и заявила:
– По-моему, вам требуется еще немного времени. И потом, на замену я уже взяла внештатника.
– Как? – я был поражен. Значит, она совершенно уверена, что работать я не могу и должен еще по крайней мере неделю просидеть дома. – Зачем это вы пригласили внештатника? Да меня за всю мою жизнь никакие внешатники ни разу не замещали! Интересно, где вы его раздобыли? Только не говорите, что в «Саннибэнк Парк».