— Понимаешь, Максим, — мягко начал он. — Начальник разведки вспомнил о Бароне…

— В каком ключе, Михаил Иванович? — спросил я и уточнил: — Хорошо или…

— Вот именно — «или»! — развел руками генерал. — В общем, недоволен он, что слабо используем возможности Барона по получению стратегически важной информации о планах ГП — нашего главного противника.

— Михаил Иванович, в этом вопросе начальник разведки прав и неправ одновременно, — начал я философствовать на тему «кто прав, а кто…», но меня резко перебил генерал:

— Вот что, Максим, речь идет не о правоте вышестоящего руководителя, а об эффективности работы ценного источника! — в несвойственной ему манере говорил генерал.

— Хорошо, Михаил Иванович, тогда сообщите мне решение по Барону — ваше и начальника разведки.

— Решения нет, Максим, а есть указание активизировать его работу. Кстати, напомни мне: сколько было с ним встреч?

— В Союзе и Англии — шестьдесят пятый и шестой года. Экспо-67 в Монреале — шестьдесят седьмой, затем — там же, в Канаде, в семьдесят первом…

— Но последняя — по телефону, когда погиб наш Ан-22, — уточнил генерал.

— Да. И еще — Бельгия и ФРГ. Фактически, в год — одна встреча, Михаил Иванович.

— Начальник разведки запомнил его работу по Ан-22. Тогда его информация ушла наверх и была использована весьма с пользой для наших отношений с Западом.

— И все же, Михаил Иванович, что раздражает начальника разведки в работе Бароном? Только слабая информотдача? Или…

— …или нерегулярность контактов с ним, — закончил за меня фразу генерал.

Я понимал, что источник такого уровня должен был использоваться оптимально полезно — как при колке дров. Но вопросы стратегически важного порядка — это не серийные «образцы» либо документальные материалы заводского происхождения. Стратегия государства, в чем бы она ни сказывалась, товар штучный и даже не ежегодного «производства».

Генерал, видя мое раздумье, напомнил о себе весьма оригинальным способом, от которого меня как током дернуло.

— А что, Максим, если передать его на связь в лондонскую резидентуру? Как смотришь?

— Что?! Михаил Иванович… — теперь уже я развел руками, понимая тот риск, которому мы подвергли бы источника, причем по нескольким параметрам.

Дело в том, что, во-первых, резидентура после семьдесят первого года серьезно ослаблена, если не сказать больше — разгромлена, в результате предательства Лямина. А это означало, что все силы английских МИ-5 — их контрразведки брошены на незначительный состав этой зарубежной «точки». Во-вторых, не дай Бог, случится провал, — это затронет королевскую семью, к которой простые британцы относятся сверхделикатно, опираясь на традицию: «можешь ругать премьера, но не трогай королеву». Наконец, в-третьих, психологическая основа наших отношений, которая складывается на духовной близости. Все это говорило о том, что Барон был не из тех рядовых агентов разведки, которых можно было передавать на связь от сотрудника к сотруднику.

— Михаил Иванович, вы же знаете наши отношения с Бароном! — начал я разговор, уже не раз поднимавшийся в этом кабинете. — Я понимаю, что есть что-то неполноценное в его отношениях с разведкой, хотя он формального согласия на работу с нами не давал…

— Максим, знаю я, что ты скажешь: «Отношения строятся на нюансах, личных симпатиях друг к другу, искреннем единомыслии по широкому кругу вопросов…», — подстраиваясь даже под мой голос, процитировал меня генерал. — Ну и что же? Ты, Максим, все же считаешь, что он не пойдет на работу с другим разведчиком? Или сам хочешь работать с ним?