Желая продолжить образование, о. Алексий И сентября 1908 г. (1 октября уволен за штат) поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию и 12 июня 1912 г. окончил ее со степенью кандидата богословия. Его сочинение на тему «1812 год и его последствия для Православной Церкви и православного духовенства» получило высокую оценку преподавателей[511]. 8 августа 1912 г. о. А. Кибардин был назначен к церкви ев. Марии Магдалины Общины сестер милосердия во имя Христа Спасителя на Сергиевской ул., д. 52 в Петербурге. 21 июня 1913 г. протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский с Высочайшего разрешения переместил отца Алексия в Феодоровский Государев собор Царского Села, где он прослужил более 17 лет[512].

В соборе на богослужениях с участием молодого священника нередко присутствовал Император Николай II, и, согласно некоторым свидетельствам, о. Алексию приходилось исполнять обязанности царского духовника. При необычных обстоятельствах оказался он священником Феодоровского собора. Община сестер милосердия во имя Христа Спасителя находилась под покровительством Императрицы Александры Феодоровны, которая непосредственно бывала в ней на богослужениях. Чуткое сердце благочестивой царицы оценило усердие и талант молодого священника.

Помимо службы в Государевом соборе, о. Алексий с 1913 г. исполнял пастырские обязанности по Собственному Его Величества Конвою, а с 28 августа 1914 г. по 1917 г. безвозмездно окормлял открывшийся после начала Первой мировой войны лазарет для раненых воинов Великих Княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны в Федоровском городке. Бесконечно было число исповедников, многие из которых не знали, доживут ли до следующего дня. Терпеливо и безропотно с присущим ему смирением и любовью нес многотрудные послушания пастырь. Императрица и Великие Княжны почитали искреннее душевное усердие о. Алексия, так возникла и укрепилась их духовная дружба. Как мог, укреплял Царскую Семью священник во время ее пребывания под арестом в Александровском дворце Царского Села с 8 марта по 1 августа 1917 г. Попрощавшись с Царственными Мучениками перед их отправкой в Тобольск, о. Алексий до конца дней хранил теплые воспоминания об Августейшей Семье[513].

С 1 сентября 1912 г. по 1917 г. священник преподавал также Закон Божий в Первом Петроградском женском четырехклассном городском училище, ав1913–1917 гг. ив мужской гимназии Царского Села. В 1913 г. он был награжден светло-бронзовой медалью в память 300-летия Дома Романовых, 6 мая 1914 г. — камилавкой, 30 июля 1915 г. — наперсным крестом от Святейшего Синода (приказ по Управлению дворцового коменданта от 11 августа) и 23 апреля 1916 г. — золотым крестом из Кабинета Его Величества. В счастливом браке с супругой Фаиной Сергеевной Кибардиной (урожденной Сырневой) у о. Алексия появились на свет два сына: 14 октября 1907 г. Сергей и 31 декабря 1909 г. Василий. Жена священника родилась 12 мая 1883 г. и 23 мая 1899 г. окончила Вятское епархиальное женское училище[514].

Первым настоятелем Феодоровского собора с 5 июня 1913 г. до своей кончины 24 октября 1916 г. служил протоиерей Николай Алексиевич Андреев. Его сменил протоиерей Афанасий Иоаннович Беляев, оставивший интересный дневник о своей службе и встречах с Царской Семьей в 1916–1917 гг. В соборе также часто бывал и служил родственник о. Афанасия, духовник Их Величеств в 1915–1917 гг. протоиерей Александр Петрович Васильев, расстрелянный большевиками 5 сентября 1918 г.

24 августа 1918 г. по требованию местных органов советской власти был зарегистрирован приходской совет Феодоровского собора из 37 человек во главе с о. Афанасием. 20 декабря 1919 г. настоятель был вынужден передать властям все хранившиеся в храме метрические книги и представить список прихожан из 96 человек, в котором значились и проживавшие в Феодоровском городке священник Алексий Кибардин и его жена Фаина Сергеевна. В конце октября 1921 г. прот. А. Беляев скончался; по некоторым сведениям, его тело погребли в склепе пещерного храма собора. 28 октября была проведена проверка церковного имущества вследствие смерти настоятеля, при этом были выявлены небольшие утраты, вызванные спешной укладкой вещей осенью 1917 г. для предполагавшейся тогда эвакуации. Этот акт, в качестве преемника о. Афанасия, подписал о. Алексий[515].

С октября 1921 г. о. А. Кибардин служил настоятелем Феодоровского собора. В начале 1922 г. он был возведен священномучеником митрополитом Петроградским Вениамином в сан протоиерея. Проникновенное служение и светлые проповеди о. Алексия привлекали много верующих людей не только из Царского Села, но и из Петрограда. К Пасхе 1925 г. протоиерей был награжден палицей, а к Пасхе 1927 г., по представлению благочинного прот. Николая Смирнова, митрой, которую 16 августа вручил священномученик епископ Григорий (Лебедев). В храмовые праздники в Феодоровском соборе всегда устраивались торжественные архиерейские богослужения.

В качестве настоятеля о. Алексию неоднократно приходилось сталкиваться с давлением советских властей. Царское Село было сначала переименовано в Солдатское, а затем в Детское Село. Весной 1922 г., в ходе кампании изъятия церковных ценностей, Феодоровский собор был ограблен — его иконы лишились своих золотых и серебряных риз. По воспоминаниям очевидцев, к началу 1930-х гг. храм стал более уютным, и иконы поражали лишь древней чистотой письма, а не драгоценными окладами. Все остававшееся после изъятия имущество было передано в распоряжение Управления дворцами и музеями, так как собор по оценке специальной комиссии «имел музейное значение» и поступил в ведение Главнауки. Это не предотвратило новых изъятий — в 1925 г. часть предметов из пещерного храма ев. Серафима Саровского была передана в Екатерининский дворец-музей, а в 1927 г. из собора взяли старинные облачения священнослужителей на выставку в Русский музей. В начале 1920-х гг. семья о. Алексия была выселена из Феодоровского городка и с того времени проживала по адресу: Октябрьский бульвар, д. 11, кв. 3. Около шести лет протоиерей являлся председателем приходского совета, но в 1927 г. по категорическому требованию властей был вынужден уйти с этого поста, хотя и оставался членом «двадцатки» вплоть до 1930 г.[516]

С самого начала иосифлянского движения о. Алексий стал активным его участником и в январе 1928 г. отделился от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского). На допросе 2 марта 1931 г. прот. А. Кибардин показал: «В ноябре месяце 1927 г. я по распоряжению благочинного Смирнова прекратил временно поминовение митрополита Иосифа. Говорю „временно“, то есть на время, потому, что я поехал к епископу Димитрию (Любимову), который в то время управлял Детским Селом, чтобы от него узнать правильность распоряжения благочинного. Епископ сообщил, что митрополит Иосиф действительно переведен из Ленинграда митрополитом Сергием в Одессу, но ехать туда не согласился — до выяснения положения дел прекратите поминовение». В январе 1928 г. Владыка Димитрий сообщил, что митр. Иосиф «прислал грамоту», в которой просил паству оставаться ему верной до решения суда епископов и возобновить моление за него как митрополита Ленинградского. После этого о. Алексий вновь стал возносить имя митр. Иосифа за богослужением.

В феврале батюшка участвовал в собрании иосифлянского духовенства (всего около 20 человек) на квартире епископа Димитрия, на котором было сообщено о получении официального согласия митр. Иосифа возглавить отошедших от митр. Сергия и разрешении со стороны Владыки служить духовенству, запрещенному Заместителем Патриаршего Местоблюстителя. По приглашению ей. Димитрия о. Алексий присутствовал и на другом собрании иосифлянских священнослужителей у Владыки, в конце сентября 1928 г. На нем было зачитано письмо митр. Иосифа о необходимости примирения и ликвидации раздоров по вопросу о требуемой властями перерегистрации церковных общин. После обсуждения проблемы, собравшиеся единогласно решили проходить перерегистрацию[517].

В Феодоровский собор часто устраивались паломничества прихожан иосифлянских церквей Ленинграда, прежде всего, храма Воскресения Христова (Спаса на Крови). Позднее об этом подробно говорил на допросе 29 марта 1931 г. диакон Никольской церкви на Петровском острове Кирилл Иванов: «Большие паломничества совершались в Детское Село, в Феодоровский собор, где настоятель этого собора Кибардин Алексий верующих водил по собору, показывая и разъясняя особенности собора, связанные с царской фамилией, как, например, дарственные Николаем II именные иконы, читались свитки-грамоты, показывал комнату, где молились Романовы, и в довершение всего показывал дневник, где расписывался Николай II, прося и нас, всех приехавших, расписаться. Чувствовалась как особая симпатия к этим предметам, так и желание напомнить паломникам связь собора с императором и всем домом Романовых»[518].

А настоятель храма Воскресения Христова прот. Василий Верюжский показал: «Феодоровский собор в Детском Селе во главе с протоиереем Алексием Кибардиным служил единственным центром „Истинного Православия“ для Детского Села и рассадником монархических симпатий. В храмовые праздники собора устраивались торжественные архиерейские соборные служения, привлекалось много паломников из Ленинграда, почитателей монархического прошлого»[519]. Некоторые паломники даже оставались ночевать в Детском Селе.

26 июня 1928 г. прихожане Феодоровского собора подписали новый договор о пользовании зданием храма. В этом году несколько раз устраивался крестный ход в ограде собора — 14–16 апреля, 23–24 июня и 31 июля — 1 августа. Отец Алексий привлек к обслуживанию храма нескольких, проживавших неподалеку в д. Кузьмино, монахинь закрытого Кикеринского монастыря, а также еще существовавшего в Ленинграде Воскресенского Новодевичьего монастыря. В октябре 1930 г. к настоятелю обратились две инокини, обслуживавшие собор, — алтарница и певчая, с просьбой разрешить их постриг в мантию в храме. Отец Алексий разрешил, и вскоре они были пострижены за обедней архим. Клавдием (Савинским) с именами Серафима и Михаила. Несмотря на гонения, росло и число зарегистрированных прихожан: если в декабре 1919 г.

их список включал 96 человек, то в июле 1928 г. — 150, а в поступившем 4 марта 1930 г. в Детскосельский горисполком заявлении о перерегистрации общины сообщалось уже о 300 прихожанах. В прилагаемой анкете о. А. Кибардина от 3 марта на вопрос о размере получаемого содержания говорилось: «Жалования от общины не получаю; живу добровольным подаянием за требоисправления — руб. 45–50 в месяц»[520].

28 декабря 1930 г. о. Алексий был арестован вместе со многими другими иосифлянами (при обыске у него конфисковали переписку на 74 листах) и после двух коротких допросов (2 и 20 марта) приговорен Коллегией ОГПУ 8 октября 1931 г. по делу Истинно-Православной Церкви к 5 годам лагеря[521]. Протоиерея обвиняли в антисоветской деятельности и агитации, в частности, в пропаганде против колхозного строительства. Вместе с батюшкой по одному делу проходили арестованные 28 декабря 1930 г. староста Феодоровского собора Иван Корнилович Корнилов и член приходского совета Наталья Георгиевна Осипова. Их приговорили к 3 годам высылки в Северный край и 3 годам лагерей соответственно. Н. Г. Осипова вступила в «двадцатку» в начале 1930 г. по предложению о. Алексия, но была в ней три месяца, так как «двадцатка» была распущена по указанию городского совета, а когда в декабре создана вновь, то Наталья Георгиевна успела проработать в ней до ареста лишь три дня.

21 апреля 1931 г. прямо в храме был арестован ближайший помощник о. Алексия протодиакон Николай Иулианович Нейдбайлик. Он родился в 1873 г. в местечке Жировицы Гродненской губернии в крестьянской семье, окончил Духовное училище, в 1896 г. был рукоположен во диакона, с 1915 г. служил в Феодоровском соборе, к 1930 г. в сане протодиакона. Во время ареста о. Николая агенты ОГПУ взяли ключи от собора, закрыв его и сделав таким образом на несколько месяцев невозможными дальнейшие богослужения. 8 октября 1931 г. о. Н. Нейдбайлик был приговорен к 3 годам лагерей и 13 ноября отправлен отбывать срок в Вишлаг (г. Усолье Верхне-Камского округа), затем постановлением Коллегии ОГПУ от 7 сентября 1932 г. освобожден досрочно с высылкой на оставшийся срок[522].

Проживающая ныне в г. Пушкине (Царском Селе) дочь протодиакона Ирина Николаевна Нейдбайлик вспоминала: «У моего отца был необыкновенно сильный и чистый голос. Государь бывал в Гродно, где жил отец, и его пригласили служить в Царскосельский Феодоровский собор. Сам Шаляпин приезжал послушать отца и сманивал его в Мариинку. Жили священнослужители в Феодоровском городке, где я и родилась в 1922 году, в теперешней Розовой палате. Помню, с мамой ходили в собор. В верхнем храме были чудесно расписаны колонны, кажется, Васнецов расписывал. Наверху служба шла в летнее время, а зимой служили в Пещерном храме. Вход в него был со стороны Казачьих казарм.

После ареста о. Алексия Кибардина мой отец некоторое время служил один. Потом и его арестовали по ложному доносу — якобы за принадлежность к какой-то монархической организации. Я с мамой была на свидании с отцом в Крестах, в день отправки его в ссылку. А потом мама ездила в лагеря и видела окровавленные ноги отца: по утрам надзиратели терли ноги заключенных о неструганые доски, чтобы разбудить обессиленных людей. От тяжелой работы и невыносимых условий отец умер — так, по крайней мере, написано в справке о его реабилитации, полученной в ответ на мои запросы только недавно. Я слышала, что настоятель о. Алексий Кибардин в лагерях выжил и после войны жил во Всеволожске. Арестована была и вся двадцатка собора, и староста Иван Мартьянович… Нашу семью после ареста отца выселили из квартиры в коридор (мы жили тогда на Малой улице). Мама умерла в 1936 году… К несчастью, во время войны наш деревянный дом сгорел, и у нас не осталось ни документов, ни фотографий».

Ключи, отобранные агентами ОГПУ у арестованных служителей собора, в дальнейшем были найдены на городской площади (куда их, вероятно, подбросили). И собор, пребывавший около четырех месяцев в состоянии неопределенности, все же открыли после проверки инвентаря 26 августа 1931 г. При этом пользовались описью, хранившейся в районном ЗАГСе, поскольку подлинная опись пропала вместе с арестованным священником. Проверка показала отсутствие некоторых вещей, переданных, по словам членов «двадцатки», в музей. Им не поверили, и зашла речь о взыскании стоимости пропажи с членов приходского совета, однако вскоре нашлись акты передачи вещей в «детскосельский музей» и на выставку в г. Слуцк (Павловск).

Если в соборе случалась кража, то расплачиваться за убытки приходилось все той же «двадцатке». В одном случае ей был предъявлен иск на сумму 15 000 рублей, который с трудом смогли покрыть личными ценностями. В таких обстоятельствах некоторые члены «двадцатки» отказывались нести ответственность за ценное имущество собора и подавали заявления о выходе из ее состава[523].