После разгрома ленинградских иосифлян в конце 1930-начале 1931 гг. и арестов епископов Сергия (Дружинина) и Василия (Докторова) уцелевшие истинно-православные смогли в 1931 г. возобновить контакты с митр. Иосифом (Петровых). По его совету было решено временно не воссоздавать единое централизованное руководство епархии. Его функции фактически выполняли несколько авторитетных священнослужителей: протоиереи Алексий Западалов, Александр Советов и протопресвитер Александр Флеров. Главную роль играл о. А. Западалов, по некоторым сведениям, назначенный в 1931 г. митр. Иосифом временно управляющим Ленинградской епархией с правами епископа.
Летом 1931 г. тайный архимандрит Макарий ездил от о. Алексия с докладом к митр. Иосифу в Николо-Моденский монастырь и был арестован на обратном пути. Затем, в конце 1931 г., Владыку Иосифа посетил священник Филофей Поляков, считавшийся заместителем о. А. Западалова, и был возведен митрополитом в сан протоиерея. В последний раз к Владыке Иосифу от о. Алексия ездила в мае 1932 г. монахиня Анастасия.
В 1931 году о. А. Западалов принял участие в организации иосифлянского Епархиального совета с целью добиться от властей его легализации. Он написал соответствующий проект и возглавил сбор подписей под ним верующих. Правда, многие миряне отказывались подписать проект, опасаясь арестов. Об организации сбора подписей о. А. Западалов отправил несколько писем митр. Иосифу (в итоге совет не был создан).
8 августа 1932 г. о. Алексий составил также прошение во ВЦИК о возвращении иосифлянам собора Воскресения Христова, который после закрытия был передан «Обществу бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев», но не использовался им и почти два года пустовал. В прошении также говорилось о безосновательных арестах Владык Димитрия (Любимова), Сергия (Дружинина), Василия (Докторова) и многих священников, о закрытии в семи районах Ленинграда всех иосифлянских церквей. В конце августа 1932 г. о. Алексий составил второй проект заявления во ВЦИК, уже с требованием о пересмотре дел высланного и заключенного в концлагерь иосифлянского духовенства. Прошение намеревались передать через земляка И. Сталина, знавшего его лично, бывшего прихожанина Малоколоменской церкви Михаила Архангела Павла Ивановича Цигарелли. Однако поездка в Москву не состоялась[502].
Осенью 1932 г. ленинградские органы ОГПУ приступили к организации четвертого группового дела «контрреволюционной монархической церковной организации истинно-православных». Оно стало самым большим — 146 подследственных. Аресты проходили в сентябре-ноябре, всего было арестовано 139 человек, а осуждено 130. В Доме предварительного заключения оказались: протопресвитер, архимандрит, четыре протоиерея, два священника, несколько игуменов и иеромонахов, много тайных монахов, часть инокинь бывшего Иоанновского монастыря, десятки мирян.
Прот. А. Западалов был арестован по этому делу 4 октября 1932 г. у себя на квартире по адресу: Малый пр. Васильевского острова, д. 82, кв. 1, где батюшка проживал с женой Марией Алексеевной (с которой был к тому времени в разводе), сыном Борисом и дочерью Верой (младшая дочь Ольга находилась в психиатрической больнице на излечении). После продолжительного ночного обыска агенты ОГПУ изъяли у священника его кресты и переписку. Отца Алексия допрашивали трижды: 17,19 и 22 октября, кроме того, 28 ноября состоялась его очная ставка с П. И. Цигарелли.
Протоиерей не скрывал своей деятельности и убеждений, заявив, в частности, что «вел агитацию везде, убеждая верующих твердо стоять на защите православной веры». Отец Алексий предполагал, кто его выдал, сообщив на допросе 19 октября, что проживавшая на Вознесенском пр. монахиня Галина говорила ему: «Филофей Поляков является предателем и служит в ГПУ». Кроме того, батюшке предъявили при допросе найденный органами следствия проект заявления во ВЦИК. В результате о. А. Западалов частично признал себя виновным[503].
Ему было предъявлено обвинение в том, что, «являясь одним из руководителей остатков ИПЦ, состоял во главе Моисеевской к/р ячейки и создал культы почитания могил Марии Гатчинской и бывшего городового Петра Алексеевича Богомолова, организовал группировку последователей ИПЦ и пытался создать такое церковно-монархическое движение, посредством которого ставил целью влиять на органы советской власти с тем, чтобы достичь послабления в репрессиях, направленных против церковно-монархических к/p элементов и добиться возврата ликвидированного штаба к/p организации ИПЦ — храма Воскресения на Крови; устраивал нелегальные собрания последователей ИПЦ, разрабатывал с ними проекты и методы к/p деятельности, составляя декларации правительству, обращения к верующим и листовки, распространяя их среди последователей ИПЦ»[504].
Постановлением заседания выездной сессии Коллегии ОГПУ от 8 декабря 1932 г. прот. А. Западалов был приговорен к заключению в концлагерь сроком на 10 лет. Осужденных этим же постановлением протопресвитера Александра Флерова, иеромонахов Серафима (Иванова), Филарета (Карзанова), Митрофана (Михайлова) и диакона Михаила Кедрова приговорили к высшей мере наказания с заменой 10 годами лагерей, а остальных — к различным срокам заключения и ссылки (от 10 до 3 лет). По данному делу допрашивали митр. Иосифа (Петровых), его показания фигурировали в обвинительном заключении[505]. С этого времени в северной столице не осталось легального истинно-православного духовенства. Фактически перестало существовать и иосифлянское руководство епархии.
Отец Алексий отбывал срок заключения в Лодейнопольском отделении Свирлага — близ г. Лодейное Поле Ленинградской области на реке Свирь, куда он прибыл этапом из Ленинграда 22 декабря 1932 г. Сначала батюшка использовался на тяжелых физических работах при строительстве каскада Свирских ГЭС — в возрасте 62–65 лет рыл котлованы, валил лес, «но был крепок духом», затем работал счетоводом на лагпункте № 2 «Промкомбината». Согласно учетно-статистической лагерной карточке его срок был уменьшен «по зачетам» за перевыполнение норм к лету 1937 г. на 324 дня. При этом о. Алексий вместе с другими заключенными священниками совершал тайные богослужения и обсуждал доходившие в лагерь новости о ситуации в стране. Этого оказалось достаточно для осуждения и расстрела.
Поводом для репрессий стал поступивший 7 марта 1938 г. лагерному начальству донос одного из заключенных о том, что в бараке № 22 произошел антисоветский разговор между священниками А. Западаловым и А. Новиковым, которые якобы говорили: «…придет время, когда мы будем обратно на своих местах, т. е. духовными работниками, и что преувеличивает газета раскрытие вредительских преступлений. Это не совсем правда. Много пишут — преувеличивают, также говорили, что в советских лагерях заключенных нарочно доводят до истощения».
Однако, скорее всего, этот донос был организован самой лагерной администрацией, так как в следственном деле протоиерея имеется его негативная характеристика, данная начальником лагпункта еще 22 февраля 1938 г.: «3/к Западалов Алексей Иосифович работает на л/п 2 „Промкомбината“ счетоводом, к работе относится удовлетворительно. Моральное политическое состояние отрицательное. В быту ведет себя замкнуто и ни в чем себя не проявляет, в общей работе не участвует. Исправлению не поддается». Кроме того, за батюшкой в лагере велась постоянная слежка, о чем свидетельствуют сохранившиеся в деле агентурные донесения секретных осведомителей и меморандум[506].
9 марта были взяты под стражу о. А. Западалов и еще три проживавших с ним в одном бараке священника: о. Георгий Несчастный из Армавирского района Северо-Кавказского края, о. Алексий Новиков из Курской области и о. Алексий Виноградов из Ерахтовского района Московской области (они были приговорены в 1932–1935 гг. к 7–10 годам лишения свободы по обвинению в антисоветской деятельности). В тот же день состоялись допросы, на которых все подследственные отвергли обвинение в антисоветской агитации, и лишь о. А. Новиков частично признал себя виновным в проведении вместе с другими священниками тайных богослужений.
Отец А. Западалов на единственном допросе заявил, что и в 1932 г. был осужден несправедливо: «Контрреволюционной деятельности у меня не было, а судили меня за то, что я был на нелегальном собрании среди верующих, где мы писали заявление об открытии церкви, и статья 58–10 мне дана неправильно». На утверждение следователя о различных антисоветских высказываниях о. Алексия, батюшка, как правило, отвечал: «Таких разговоров у меня ни с кем не было… Об этом я ни с кем не говорил». Протоиерей подтвердил лишь одну свою фразу: «Да, совершенно верно, я говорил, что при царизме священникам жилось хорошо, а также я говорил, что, когда отделили церковь от государства и духовенство лишили прав и отобрали собственность, часть духовенства сразу же стала реакционной, а часть, которая пристроилась к советской власти, им тоже жилось хорошо». Заключительное же обвинение следователя о. Алексий категорически отверг. На вопрос: «Признаете ли Вы себя виновным в том, что Вы, будучи враждебно настроены к советской власти, вели антисоветскую агитацию среди заключенных, направленную на поражение Советского Союза в будущей войне, а также клеветнически высказывались о советской прессе?» — он ответил: «Виновным себя не признаю, так как это не совпадает с моим мировоззрением»[507].
Не сумев добиться признания вины от арестованных, органы следствия подобрали трех «свидетелей», которые подтвердили антисоветские разговоры священников между собой. В частности, один из них показал, что 7 марта услышал разговор Новикова и Западалова, «которые враждебно настроены против сов. власти и ее руководителей ЦК ВКП(б), говорили, что при царском строе жизнь была хорошая, мы, как люди, которые кончили духовные семинарии и академии, для будущего пригодимся, что придет такое время и момент, что мы будем обратно на своих местах славить Бога… обсуждали вопрос о создавшемся правом троцкистско-бухаринском блоке, что газеты печатают ложь и неправду и преувеличивают в смысле того, что Троцкий и его группа разбиты… также говорили, что советские лагеря не исправляют человека, а наоборот, доводят до могилы и сознательно доводят до истощения заключенных, которые гибнут»[508].
Расследование было недолгим, 19 марта заместитель начальника Управления НКВД по Ленинградской области утвердил обвинительное заключение, в котором говорилось: «Указанные заключенные Западалов, Бесчастный, Новиков и Виноградов, оставаясь непримиримыми врагами советской власти, имея на этой почве между собою тесную связь и группируя вокруг себя контрреволюционный элемент в лагере, собираясь в разных помещениях лагпункта под видом богослужения, систематически проводили среди заключенных к/p агитацию, выражавшуюся в следующем: 1. Доказывали о преимуществе монархического строя перед советской властью. 2. Распространяли всевозможные клеветнические измышления о материальном положении трудящихся в СССР, доказывая, что народ голодает, а, мол, Советское правительство „сидит на шее трудящихся“. 3. Доказывали, что судебная и исправительно-трудовая политика сов. власти приводит к массовой гибели невинного народа. 4. Одобряли агрессивные намерения Японии и Германии в отношении СССР, утверждая, что фашизм победит, а сов. власть погибнет, высказывая при этом повстанческо-пораженческие тенденции. 5. В связи с процессом а/с право-троцкистского блока особенно оживили свою к/p деятельность и активно выступали среди заключенных в защиту врагов народа — Бухарина, Рыкова, Ягоды и других, доказывая, что они „погибают за интересы трудящихся“, высказывая при этом террористические тенденции в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства»[509].
29 июня 1938 г. Особая Тройка Управления НКВД по Ленинградской области приговорила всех четырех обвиняемых к высшей мере наказания с конфискацией личного имущества. 10 июля приговор был приведен в исполнение. Реабилитация о. Алексия по этому делу произошла только 21 июля 1989 г., а по делу 1932 г. — 18 декабря 1989 г. В 2004 году в Петербурге скончался внук батюшки — писатель Игорь Борисович Западалов, который в своей статье 2001 г. отмечал: «Отец мой… не терял надежды, что Сталин вернет духовных пастырей в приходы и вместе с ними вернется и отец Алексий. С этой странной надеждой он и умер от голода в блокадную зиму, упав на уличный сугроб. Умер, не зная, что отец его, мой дед, уже три года назад был расстрелян». [510]
Протоиерей Алексий Кибардин
Отец Алексий принадлежал к числу самых замечательных священников Санкт-Петербургской епархии XX века. Родился он 30 сентября 1882 г. в с. Всесвятское Слободского уезда Вятской губернии в семье сельского священника (мать умерла в 1901 г., а отец — в 1909 г.). 19 июня 1903 г. юноша окончил Вятскую Духовную семинарию по I разряду и 5 октября епископом Вятским и Слободским Никоном (Софийским) был посвящен во диакона, а 8 октября 1903 г. — в сан иерея к Троицкому собору г. Котельничи. 15 ноября 1904 г. о. Алексий был перемещен в Котельническую Никольскую церковь, где служил до июля 1908 г. В это же время, с 15 августа 1903 по сентябрь 1908 гг., он преподавал Закон Божий в трехклассном городском училище, женской прогимназии и Николаевском церковно-приходском училище, в 1906 г. нес обязанности депутата от Котельнических священнослужителей на первом пастырско-мирянском собрании и епархиальном съезде духовенства в Вятке, а в 1908 г. на Пасху был награжден набедренником.