– А если бы я действительно полюбила вашего брата, что тогда?

– Не улавливаю сути.

– Вы бы приняли наши отношения и позволили нам обручиться, невзирая на мое происхождение, если бы я испытывала к Арчи неподдельные чувства?

– Будь я уверен в искренности вашей привязанности и его тоже, то почему бы и нет? – медленно произнес Рэдклифф, чувствуя, что ему расставили ловушку, но не понимая, где именно.

– Лжец! – бросила она пылко. – Вы бы никогда не согласились. Заявляете, что вас отвратили мои уловки, но разница в нашем общественном положении в любом случае помешала бы вам одобрить помолвку. Вы никогда бы ее не благословили, даже если бы верили, что мои чувства искренни.

– И как мне поверить в искренность ваших чувств? – сурово возразил он. – Когда совершенно очевидно, что вы готовы выйти за любого достаточно богатого мужчину, и к черту сантименты.

– Тогда скажите мне вот что. Могли бы вы посмотреть сквозь пальцы на мое происхождение? На мои обстоятельства? Могло ли это оказаться неважным?

В ее голосе звучало больше страсти, чем того заслуживал спор, но Китти это не волновало. Ей необходимо знать правду. Рэдклифф молчал, в его глазах, обращенных на собеседницу, плескалось какое-то неназванное чувство.

– Я… – начал он, но осекся.

– Не могли бы, – заключила она.

Они говорили сейчас не только об Арчи, и оба это понимали.

– Ваша любовь к Арчи никогда не пересилила бы вашу нужду в его деньгах, – произнес он хрипло.

– А это так важно? Любовь настолько важнее, чем нужда?

– Она важнее всего на свете, – ответил он с мукой в голосе.

– Понимаю, – сказала Китти.

И действительно поняла.

Она опустила глаза и громко прочистила горло, дважды.

– На самом деле я собиралась поговорить с вами о другом, – промолвила она, усилием воли отбрасывая в сторону эмоции, вызванные их разговором.

Последовала долгая пауза – видимо, Рэдклиффу понадобилось время, чтобы взять себя в руки.

– Да? – спросил он наконец.