– А дождик ты любишь?

– Смотря какой. Теплый и мелкий люблю, а как нынче, пополам со снегом – не очень. Ноги промокают, и горло начинает болеть. А для меня сейчас горло – верный кусок хлеба.

– Горлопан ты курносый!

– А ты – тигрёша рыжеглазая!

Лариса с Колькой беззлобно пикировались у неё на кухне, куда их естественным ходом вещей занесло после разбитного «Приюта муз». Погодка на самом деле была дрянь, что, к счастью, не предвещало никаких нежданных визитов, включая сыновний. Люди жались по домам, пережидая короткое возвратное неистовство истаявшей зимы.

– Кстати, Лоло, приготовь мне какую-нибудь бадейку с горячей горчицей, а? Чтобы простуду отогнать. – Намёк на желаемый ночлег вышел у Вернина-младшего более чем прозрачным. Понимай как знаешь, принимай как хочешь. Где только нахватался этакого изящества, шельмец?! Уж точно не у папочки, под воротничок набульканного казарменным юмором.

Вернувшись из ванны, где рядом с ворсистым полотенцем парил лечебный тазик, Лариса неожиданно встретила испытующий взгляд:

– Покажи мне свой паспорт!

– Паспорт? Зачем?

– Покажи, тогда и объясню.

Пожав плечами, Лариса принесла сумочку, где во времена повсеместных осмотров и досмотров документ жил постоянно. Колька открыл только первый разворот, с минуту разглядывал его, а потом захлопнул и расхохотался:

– А Нагорнов-то не соврал. Он там, в кабаке, шепнул, что ты, мол, уже старуха, и мне не ровня. Чтобы, значит, я перестал тебя клеить. Я не поверил.

– А теперь поверил?

– Теперь – да. В том смысле, что Стас не наврал про твой возраст.

– Ну и? – с вызовом подбоченясь и сузив глаза, тихо спросила Лариса.

– Ну и молодец, что не наврал. Всё равно ты выглядишь моей ровесницей. Уверен, не я первый тебе об этом говорю.

– Колька, усвой раз и навсегда: я не из тех дамочек, что ведутся на подобные штучки. Мне сороковник скоро стукнет, тебе… Четверть века-то хоть наскребётся? В общем, всё есть так, как есть. Не устраивает – прощенья просим!

– Лоло, вообще-то ты на дуру не похожа, да и я не совсем балбес. И если я здесь даже после Нагорновских намёков, значит, мне наплевать на всё, кроме тебя самой. На зарплату там, возраст, детей, мужей… Хотя нет: кто у нас муж-то?

– Объелся груш. Давно. Что, по квартире не заметно, что мужицкой руки здесь нет? – Лариса опять начала закипать. С какого-такого барсика она обязана давать отчёт этому сопляку? Пусть суёт свои мослы в тазик, допивает чай – и домой-домой-домой, к мамкам-нянькам. Или жёнушке. Мог ведь успеть и жениться?

– Я вот тоже объелся тех же самых груш, – будто подслушав мысленную Ларисину тираду, заявил Колька. – Меня ведь не только папашка, но и жена постоянно шпыняла моей музыкой. А зачем жить с женщиной, которая не слышит главной струнки души?