– Мама, мама! Что эта крольчиха вообще в жизни смыслит! – взъярился Валерий. – У Витька, небось, мать кто? Судья… К таким родственникам мы с дорогой душой, они в нашей упряжке совсем не лишние. Эту семейку надо как следует к нам пристегнуть. А что для этого нужно? Чтобы мальчишка побывал в настоящем деле. Да вот!
Отвернувшись от дочери, себе под нос тихо продолжал бубнить:
– Мама ей указ!.. А мне указ, что пора показать, как у меня разговаривают с гадёнышами вроде Веньки. Всё равно не сегодня, так завтра он попадётся ко мне на разборки.
Анюта прислушивалась с видимым неодобрением. Заметив её злобный взгляд, Валерий Андреевич рыкнул:
– Что надулась-то? Не нравится, как папаша родной дела ведёт? А если дел-то этих не будет, так на что я куплю тебе новые джинсы? Или без штанов обойдёшься? Не надо, так я быстро Таньке справлю кофту мохеровую. Она уже заколебала – купи да купи…
– Почему Таньке? Ты же мне обещал! Таньке в прошлом месяце ботинки были, а мне – ничего. А она хуже моего учится! И сам же говорил, что если я дом приберу и посуду помою, мне джинсы подаришь.
Лицо Анюты перекосила гримаса ненависти, по щекам потекли слёзы незаслуженной обиды. Она плаксиво запричитала:
– Если ей купишь, а мне нет, я ей во сне чёлку отрежу! Или ботинки порву! Пусть тогда знает!
Родитель довольно похохатывал – пронял-таки свою непокорную дубинушку:
– Правильно, дочка, это по-нашему! Никому, даже сестре родной, не давай спуску! Сёстрам-то в первую очередь…
Потом вдруг потянулся к пистолету:
– Хочешь, научу стрелять из этой приблуды? Ежели чего – ты по Таньке, и по Веруське, и по Варьке с мамкой – пук-пук! И нету никого, только мы с тобой… А?
Близкие детские слёзы высохли, Анюта с опасливым интересом глядела, как отец привычно закладывает палец на курок. Но в это время в прихожей заскрипела дверь, и Валерий Андреевич быстро сунул ствол обратно под газетку. В комнату вошла старшая дочь-невеста со своим ухажёром.
– О, Витёк, ты вовремя! Поедем прошвырнёмся кое куда. А девчонки нам пока сообразят что-нибудь пожрать. Поняли, девчонки?
– Пап, денег дашь? Без денег варить не станем! – угрюмо подступилась к нему Варвара.
– Ишь какие деловые! Только и знаете, что бабло с отца трясти! – заворчал было родитель, но, спохватившись, заговорил ласковее:
– Вот вам деньги, жрите! – тугой кошелёк полетел на диван, как снаряд: при зятьке, как называл Виктора Кротов, он выказывал царскую щедрость. – Вот увидишь: весь лопатник выпотрошат и обязательно из-за рубля передерутся. Умора, ей Богу! Ну, погнали, Витёк? Чтобы засветло успеть. Хоть уже почти весна, а ночь падает раненько.
Однако часа через три Валерий Андреевич вернулся один, сильно рассвирепевший. На расспросы дочерей только кричал, что пошёл он, этот Витёк, куда подальше. Толку с этого судейского прыща не будет.
Номер в квартире Виктора, на который беспрестанно пыталась прозвониться Варя, упорно не отзывался.
Внедорожник Кротова, как и квартира, был огромным, непомерно дорогим и запущенным, с грязным, хотя кожей и никелем отделанным салоном. Чувствовалось, что хозяин не умеет и не желает дать машине толку. Мотор то надсадно ревел, то в неподходящий момент чихал и глох, и Виктор Асмолов уже побаивался, не кончилась бы такая езда чем-нибудь дрянным. Когда они выехали, наконец, из центра города, он мысленно перекрестился: здесь хотя бы движения было меньше.