– Тогда мирись с Лебедевой и закрывай ею свою дурацкую вакансию. Она потянет.

Глаза главного редактора сверкнули бешенством:

– Чем вас всех Лорка опоила? Да чтобы я эту выскочку, эту гордячку, эту нахалку (далее следовал ряд нецензурных эпитетов) своими руками себе на шею посадил? Лучше уж пусть Ниткин будет вместо Андрюхи! Этот, понятно, ни в журналистике, ни в языке ни рожна не смыслит, зато знает, где, с кем и как себя держать! Лиза, добром прошу, больше мне о Лебедевой не напоминай. И так все наши беды из-за неё!

– Ладно, заткнулась, пошла. Тебе решать, тебе и виднее. А от кого земля у нас в газете горит, присмотрись получше. Чай, не дурак.

Поставив такую неприлично смачную точку, рассерженная Лизетта удалилась – вымещать на подчинённых свою досаду. Похоже, Триш готов наделать новых глупостей. И что это случилось с осторожным «нашим Ильичом»?

Триш отбросил ворох листов с красными отметинами, откинулся в кресле и сжал голову руками. От нервного напряжения опять начиналась мигрень, придётся посылать секретаршу за таблетками. Так и до инсульта или инфаркта недалеко. Чёртова работа, холера её раздери! Так что же всё-таки решить, где искать зама?

В дверь вкрадчиво постучали, на пороге материализовался Ниткин.

– Вам плохо, Борис Ильич? Может, врача?

– Скажи Ниночке, пусть лекарства организует. Она знает, какие.

Единственный человек, который не о деле, а обо мне самом побеспокоился – подумал Триш, оглядывая тщедушную фигуру «главного по политике». Не отнять у Володьки это умение оказаться рядом в трудную минуту. Уже не впервые тот был для него громоотводом. Вот и сейчас с такой душевностью цедит принесённые Ниночкой капли!

И на самом деле Борис Триш в последние годы редко видел в своём окружении элементарную доброту и заботливость. Жена давно отдалилась, жила своими романами и подругами, почти не интересуясь ни его работой, ни им самим. Сын служил на Дальнем востоке и звонил редко. Дочь тоже оторванный кусок, из своего Ливана не чаще раза в месяц шлёт письма и фото внуков. А друзей – тех, с юности, задушевных и всё понимающих друзей – во время своей партийной бытности он растерял. Даже самые близкие товарищи откровенно дали понять, что разуверились в порядочности любого представителя «номенклатуры». Осталась большая гулкая квартира с мелькающей перед глазами чужой равнодушной женщиной, и старая, как он сам, такса.

А тут неожиданное участие…

От висков отлегло, главред приосанился в кресле:

– Ты, Натаныч, по какому вопросу?

– Да так, узнать, как дела. Кто за Сокольского тексты читает?

– Не видишь разве – самому приходится! Зря мы вчера на Андрюху наехали, не надо было его отпускать.

– Без зама, конечно, плохо. Но и Сокольского вы бы не удержали. Он давно ждал случая, чтобы уйти. Ну а тут сам Бог велел – столько они с Лариской наворотили.

Давно ждал!.. Всё-то этот знает, в курсе всего-то находится – с неожиданной неприязнью подумал Триш.– Не удивлюсь, если у этого парня есть какая-нибудь тайная тетрадочка, или файл в компе, куда он за всеми всё записывает. Каждый коллектив не обходится без такого местного Иуды. Интересно, что в неё про меня занесено? Занесено, занесено – не сомневаюсь…