Будем объективны: в той действительности рекламные продукты все же имели место. До сих пор не выветрились из памяти народной слоганы: «Летайте самолётами аэрофлота!», «Храните деньги в сберегательной кассе!», «Советское – значит отличное!». Картинки в газетах и журналах тогда приучали публику к деликатесам вроде залёживающейся на прилавках чёрной икры или печени трески, к шоколадно-молочным десертам, керогазам, сигаретам и даже алкоголю. Родвигали даже «государственные» пельмени. В кинотеатры зазывали ручной работы афиши, сменяемые почти еженедельно. И, конечно же, на всех углах в глаза лезли так называемые мотивирующие плакаты, призванные безоглядно верить в КПСС и разжигать в людях трудовой и боевой настрой.
После развала Союза нерушимого вместе с хлебом сменились и песни. Перестройка подкатила за собой ядовитое яблоко демократии – небывалую гласность. На страну обрушились невиданные доселе рекламные залпы. Некоторых особо доверчивых они расстреляли насмерть. Чего стоили только призывы скупщиков ваучеров и посулы мгновенно воздвигнутых финансовых пирамид! Не успели россияне оглянуться, как «МММ», «Хопёр», «Селенга» и разного пошиба его аналоги перенаправили разрозненные частные ручейки денег в своё могучее русло. Доверившись газетам и ТВ – уж свободная-то пресса не врёт! – многие растеряли последнее, нажитое социалистическим трудом. Агрессивная врунья-реклама замечательно сделала своё дело.
С тех пор и пошло. Едва читатель добирался до свежих новостей, как с газетных страниц на него нацеливался гигантский логотип какой-нибудь неопознанной доселе конторы. После пирамид в забег устремились биржи. Ещё вчера и слова-то такого в советском лексиконе не было, а сегодня, глядишь, можно было с мешком картошки выезжать на торги. Наравне с оптовым зерном и металлом выставлялись подборки книг, посуды, прочего старья. Под новым словечком гуляла по стране добрая старая барахолка.
Пока власти наводили порядок с мошенниками и биржевой торговлей, реклама поступила в услужение к банкам и страховым кампаниям. У народа в кармане вошь на аркане, а финансисты ему – возьмите кредит под 300 процентов! А то просто принесите свои шиши к нам на депозит, чтобы банчонку-однодневке было с чем улизнуть за бугор!
Затем настало время разноокрашенных риэлторов, потом – долевого строительства. Вызрел чёрный пиар избирательных кампаний, прорезались умельцы, управляющие ЖКХ. Вслед за алкогольно-пивным бумом не упустила своё частная медицина, стоматология, фармацевтика… Где капали безнадёжные жалкие денежные слёзки, там обязательно появлялись мастера сливать их в мутные реки.
И каждое сомнительное социальное явление усердно обслуживала реклама. Но постепенно, если СМИ начали о чём-то беспрерывно дуть в уши, люди научились понимать: жди от рекламируемой беды жестокого подвоха! Реклама сделалась лакмусовой бумажкой для идентификации очередных происков по очистке бедняцких карманов.
Немало воды утекло, пока закон накинул узду на тех, кто с помощью проплаченных газетных площадей и эфирного времени бесстыдно морочил головы простодушному населению. Но у нас на выдумки хитра не только голь. Поднаторевшие рекламисты куда как изобретательно придумывают всё новые ходы и приёмы, чтобы помочь охочим до прибылей рекламодателям выуживать-таки у зевак их кровное. На сцену выступила всемирная сеть. Реклама набирает обороты…
Глава 14
– Анька, ты где там? Подай отцу бинокль! Давай шевелись, а то Васенёв уйдёт!
Валерий Андреевич Кротов, стоя у окна своей недавно купленной квартиры, нервно и пристально всматривался в человека, то и дело скользящего по пути к подъезду на подмороженных проталинах.
– Да как не можешь найти? Не девка, а дубина стоеросовая! Вымахать вымахала, а ничего-то не умеет! Одно слово – мамочкино воспитание. Вон там, на шкафу валяется, неужто не видишь?
Аня нашарила, наконец, в куче других вещей требуемый предмет. Кротов рывком выхватил бинокль из её рук и приставил окуляры к глазам.
– Вот он, враг мой; идёт не запнётся! Ах ты вражина, всё равно до тебя доберусь, врагам спуску нету, – бормотал он, разглядывая увеличенную фигуру. Когда человек скрылся из поля зрения, наблюдатель с сожалением отложил оптику – ему явно хотелось ещё понаблюдать за «вражиной».
– Запомни: ни один враг, пусть даже самый маломальский, не должен от нас уходить! – назидание адресовалось десятилетнему ребёнку, которого пять минут назад папаша раздражённо упрекал в нерасторопности. – А этот Венька Васенёв, – палец несколько раз яростно ткнулся в сторону окна – да дружок его и есть наши самые наивреднейшие враги. Они мне давно поперёк горла стоят. Ну, ничего, и этот карась попадётся к нам на крючок! Так ведь, Анька?
Девочка в дискуссию не вступала; ей давно было известно, что думает папаша о разного рода врагах – бинокль постоянно пускался в ход. Сев у батареи на затёрханный плед, она безучастно что-то доедала прямо из сковородки.
Возбуждение от слежки схлынуло, Кротов поплёлся на свой диван. В обширной комнате из мебели было только это низкое кожаное ложе, да неизвестно как затесавшийся в дорогую квартиру старомодный – бабушкин – шифонер. Предметы обихода громоздились на окнах, а то и прямо на полу, кое-как прикрытые газетами. На диване из-под старого таблоида выглядывала рукоять пистолета, в углу рядом с кастрюлями и тазами беспечно торчала пара оружейных стволов.
– А Варька со своим парнягой когда собирались нарисоваться – не помнишь?
– Чего мне о них помнить? У них свои дела, у меня свои – дочь отвечала с набитым ртом, сварливо – в тон отцу. – Вроде обещала, что скоро явятся.
– Вот и ладно. Хочу её Витьку кое-что показать. Пора уже браться за парня всерьёз.
– Отец, зачем тебе Витя? Своих мордоворотов, что ли, не хватает? Мама говорит, что доиграешься ты с Варькины женихом…