Триш её мысли тут же и подтвердил:

– Знаешь, Лебедева, ты тут мне полный гомонок насовала, надо бы обдумать. Да и времени больше нэма твои россказни слушать. Иди пока работай, а я покумекаю, как быть с твоими и Сокольского нарушениями, чёрт бы вас подрал! Иди-иди, или заняться нечем?

Ларисе тоже требовалось поразмыслить над происходящим. Она, плавно покачиваясь на высоких шпильках, прошествовала к дверям. Триш проводил взглядом свою подчинённую – с восхищением мужчины и презрением уязвлённого руководителя.

Главному редактору действительно потребовалось некоторое время, чтобы разложить по полочкам сказанное Лебедевой. Кое в чём он был с ней согласен – например, что надо менять общий курс издания. Триш и сам об этом задумывался. Но послать к чёрту начальство, наплевать на зудение разного рода пресс-служб – это уж слишком! Не так он воспитан, чтобы кусать руку дающую. Вот и она говорит: не так… А как надо? Как совместить впитанную с молоком матери почтительность к вышестоящим с этой… как она сказала… продажной ценностью, кажется?

Борису Ильичу не нужно было долго объяснять, сколь замечательно, когда газету активно покупают. На разных внутренних совещаниях и планёрках он и сам без конца теребил отдел распространения по поводу реализованных тиражей. Кстати, номера с жареными статейками Лебедевой заметно поднимали объёмы продаж. Надо запросить сводку за те числа, когда прошли эти её грёбаные Кротовы…

Но мысль о том, что их «Обоз», не шатко, не валко телепающийся на газетном рынке города, может быть привлекателен и для более крупных ловцов, показалась Тришу неожиданно заманчивой. Скоро выборы в городской совет, дельцы крупного и мелкого разлива будут биться за депутатство, не жалея денег. Вот тут бы и подсуетиться, и пристроиться к пиару пары-тройки кандидатов побогаче… Да только кто к нему, Боре Тришу, пойдёт, зная, что им засранец Витас вертит, как хочет?.. Опять Лебедева права!

Борис Ильич горестно вздохнул. Нынче предвыборный пиар – дело непотребное. Недаром его называют чёрным. Другие газеты и газетки на своих страницах такое про будущих народных избранников изрыгают, что глаза бы не смотрели. Вот в советские годы…

Ох, Лебедева, ох, оторва! Даже тем ткнула, что давно канули его благословенные времена. Надо жить днём сегодняшним. А сегодня требуется, глаза зажмурив, писать так и о таком, что прежде было верхом неприличия. Вот он всё начальничкам разным в рот заглядывает, по привычке без их «добро!» шагу ступить не решается, и людям своим – вроде той же Лариски! – не даёт. А редактора, что помоложе да понаглее, так не гнутся. Печатают у себя без оглядки всё, что находят нужным. И сам чёрт им не указ. Они, небось, за отполосканное бельё какого-то Крота комплексовать не стали бы.

Господи, голова кругом!

Триш позвонил Ниночке, чтобы принесла каких-нибудь таблеток от мигрени. Однако спазмолитики хотя и притупили боль, но мысли не отпугнули. Он опять задумался о том, что произошло в его отсутствие.

…А самовольничанья он никому спускать не намерен, даже Лариске с Андрюхой! Если им сейчас всё сойдёт с рук, значит, и другие возомнят, что всем всё можно. Что это за редакция будет, если в ней всяк сам себе велосипед? Нет, дисциплина, она во все времена касается каждого – при совках ли, при господах. Надо с Ниткиным посоветоваться, какие египетские казни этим отступникам придумать.

Нет, пожалуй, Ниткина на фиг, Лебедева и здесь зрит в корень. Кто просил Натаныча соваться со своим дурацким письмом? Он что – редактором тут заделался, чтобы так паниковать? Лизетта, и та промолчала, а этот забился в истерике. И прокуратура-то у него на ушах стояла, и мэрия телефоны обрывала. И Лебедева на справедливое замечание САМОГО Ниткина вообще чуть ли не кулаками выставила. Триш представил, как жалкий тщедушный Володька кубарем вылетает из Ларкиного кабинета. Лебедева мала-мала, а рука, наверное, тяжела!

А всё-таки – что же с ней делать? Так же, как несколько недель назад, Триш вдруг ощутил огромное желание навсегда распрощаться с Ларисой. Умная она и хваткая, с этим не поспоришь, но чаще всего как раз такие начальству и поперёк горла. Вот сейчас, например, получается, что она его, как пацана, в его же дерьмо ткнула носом. Это он, многое повидавший на своём веку и куда лучше какой-то девчонки знающий жизнь, должен был вещать о разных там инициативах и перспективах, рисовать подчинённым курс, которым полетит вперёд их «Обоз». А получилось, что заслуженный главред выслушивал от какой-то нахалки едва ли не нотации и грубости. И самое обидное – справедливые… Кто на его месте такую непочтительность стерпит? Он же какой никакой, а всё ж руководитель. Никакой, если её послушать…

Триш нервно зашагал по кабинету. Сейчас всё складывалось так, что он имел достаточные формальные основания распрощаться с лучшим корреспондентом города. Да и сама она намекнула, что, если контакта не получится, готова положить заявление.

Но уволить Ларису Лебедеву за служебное несоответствие? Кто поверит в это после серии её необычных смелых работ! Над ним же, старым дураком, и будут на всех углах смеяться. А хуже того – станут пальцем тыкать: мол, зажимает творческий поиск, сводит счёты с неординарными сотрудниками. В наше время это не в почёте, да и ему лично прослыть держимордой накануне избирательной компании совсем ни к чему.

Пометавшись так ещё некоторое время, Триш принял обычное своё решение: вершить судьбы сотрудников коллегиально. Он нажал кнопочку и велел Ниночке быстренько собрать у себя Вешкину, Сокольского и Ниткина. Те же и оне же…