Надо попросить Лизетту, чтобы аккуратненько провела Крота мимо Натаныча. Ведь с информацией всё сошло, Ниткин, занятый какими-то своими делами, этого маленького, но острого камешка не заметил.
Этим утром, несмотря на зарядивший холодный дождь, Лебедева приехала в редакцию, когда большинство кабинетов ещё были пусты. Но кто-то уже заботливо положил ей на стол увесистый таблоид. Лизетта, наверное. Она пташка ранняя. Сдерживая нетерпение, Лариса принялась листать пахнущую типографской краской газету. На центральном развороте стоял большой материал с коротким заголовком «В логове». Исповедь Елены Кротовой – пусть без подписи, без фамилий, без названий улиц и домов – увидела свет!
Лариса ещё раз пробежала глазами строки, которые, кажется, помнила наизусть. В газетных гранках материал казался куда более ёмким, чем в вордовском файле. Так бывает: другая визуальная форма, как и способ верстки, добавляют тексту значительности. Ничего не попишешь, теория информации работает.
Интересно, когда её статью увидит Депов? А сам Крот? Можно представить, в каких выражениях прозвучат рецензии этих главных читателей! – невесело подумалось ей. Ликующей радости от завершённого большого труда, отнявшего приличный кусок жизни – не было. Казалось, ещё не всё окончено, предстоит ещё что-то непростое и тяжкое.
Будто оправдывая эти её смутные предчувствия, затрещал внутренний телефон.
– Уже любуешься? – голос Сокольского был напряжённым. – Заходи, полюбуемся вместе.
Андрей стоял у окна спиной к ней – совсем как Триш в минуты раздумья или гнева. Воистину: с кем поведёшься… Он был в том же элегантном синем пуловере, что так понравился ей недавно. Но когда повернулся, вид оказался не слишком красивый. Доброе лицо, казалось, перекосило судорогой – до того плотно были сжаты губы и близко сведены насупленные брови.
– Чтобы я ещё хоть раз послушал женщину! – почти грубо выкрикнул он. – Ты думаешь, газетка вышла, и дело с концами? Ха! Дело, красотуля, только начинается! Меня уже сегодня с постели подняли. Ванька Горланов таким слэнгом обложил, какого я давненько не слыхивал. Хоть записывай за ним. Я, говорит, затем трудился, письмо вам писал, чтобы вы на него хрен положили? Ясно же велел: пока не высовывайтесь! А вы? Хитромудрую заметочку тиснули, из которой ослиные уши торчат, а вдогонку так некстати подсуетились с этим вашим «Логовом»!
Сокольский, не обращая внимания на притихшую Ларису, прямо в комнате засмолил крепкую сигарету:
– Велел он! И это какой-то мелкий прокурорский клерк так разошёлся! Друг наш и товарищ журналист, можно сказать! А что будет, если сам прокурор позвонит, или из мэрии этот, как его?
– Витас. То есть Курилов.
– Именно: Курилов! Тогда точно нужно с диктофоном идти матюги писать.
– Прокурор не позвонит, Ваньки для него выше крыши… – тихо, почти про себя сказала Лариса. – А вот из мэрии могут. Только в трубку орать не станут, а на ковер к себе выдернут. И что хуже – неизвестно…
В это время в кабинет заглянула встревоженная Ниночка:
– Андрей Романович, там Георгий Вензель из «Сибирского города» и Виталий Семенович Курилов вас спрашивают.
– Лёгок на помине! – яростно прошипел Сокольский. – Соединяй с Куриловым! А Жоре скажи, пусть позже Лебедеву наберёт.
Лариса сделала удивлённые глаза: с каких щей она будет распинаться перед Венезелем, которого давно недолюбливала, как Ниткинского приятеля. Но Андрей прицыкнул:
– А ты как думала? Заварила кашу, так учись расхлёбывать!
Лариса только развела руками, прислушиваясь, как Романыч в меру спокойно отбрёхивается от Виталия Семёновича Курилова. Осведомившись, Сокольский ли исполняет обязанности главного в его отсутствие, Курилов занудил о том, что очень уж не ко времени «Обоз» вылез со своим пускай и анонимным, но вполне конкретным материалом. Люди, мол, сразу ухо к рылу прикинут, сразу подумают, не Кротова ли он касаться. А ведь суда над Валерием Андреевичем пока ещё не было, и неизвестно чем этот суд может закончиться. (Сокольский хмыкнул про себя: известно-известно!)
– Кстати – напоследок проскрипел фальцетом Витас – эту вашу звёздочку… Лебедева, верно? – так вот, Лебедеву, попроси быть у меня недельки через две. Я вернусь из Москвы, и мы с ней побеседуем. Впрочем, не проси. Я сам Тришу перезвоню, напомню.