— Знаете, почему я все это придумал?.. Министры и прочие попросят вас размазать. И я бы сделал это с величайшим удовольствием! Но Елена… она мне не простит… Я имел несчастье влюбиться.

— Понимаю, — в задумчивости отвечал Дмитрий. «Так вы заложник положения, удобно», — мысленно заключил он, посмотрев в окно, но Кардов не дал ему долго думать, гнев скривил лицо, и он неистово закричал:

— Я вас также разгадал! Вы сказали свое, а теперь дайте мне. Вас много в России и вам вечно не нравится. Вечно вы думаете, что кто-то хуже и глупее занял ваше место…

Дмитрий дрогнул.

— И вечно вы будете готовиться отнять его. Отобрать эту власть! Но в решающий момент, Дмитрий, все вы неизменно выбираете бездействие. Вместо хода к цели вы бросаете, потому что жертвы кажутся вам преступлением. Потому что такие, как вы, не хотят пачкать совесть… Ответьте, Дмитрий, даже самый страшный и противный поступок не будет ли благом, если вы считаете себя правыми, а нас нет? Не будет ли преступление за истину долгом чести? Не нужно ли сражаться за убеждения?

Кардов теперь прогуливался взад и вперед и волком смотрел на собеседника. Он пытался что-то отгадать в глазах Дмитрия и втайне надеялся увидеть там понимание или страх.

— Ведь такие, как вы, только на словах за истину и справедливость, — продолжал он громом. — А на деле… приходите в чужой дом да пытаетесь навязать собственные порядки, потому что своего дома нет у вас. Бандитская ваша сущность, Кавалергардов! Вам непременно надо отобрать и поделить.

Белый лунный свет вдруг упал на стол и мундир Алексея Юрьевича. От эполет его точно побежали искры. И он стоял в левой части кабинета, как рыцарь в жемчужном плаще, а справа в кресле, ежась и противясь, восседал Дмитрий в своем черном как смоль смокинге.

Кавалергардов забылся, соскочил и, в один прыжок оказавшись перед носом Кардова, уперся ему в плечо.

— Нотации в сторону! Мы будем стреляться?.. Или вам хватит моего кулака?

И герой уперся ногами, тесня соперника к столу, но Кардов, физически одаренный, также уперся и оттеснил Дмитрия. Так они с минуту стояли без возможности пересилить один другого.

И далее разошлись опять по разным углам.

Дмитрий запальчиво произнес:

— Я пытался найти хоть одну причину уважать вас и не отыскал…

— Тем лучше…

— Не оттого ли, что уважения вам недостаточно? И того, кто вас уважает, вы, верно, хотите заставить служить себе… служить так или иначе…

— Я вас не пойму!

— Тем хуже…

Молчание.

— Хочется, знаете ли, чтобы перед таким делом тебя поняли, а особенно враг… — закончил Дмитрий и упал в кресло.