Дмитрий улыбнулся.

— Как удобно, что у нас сейчас есть чины прямо из ФСБ, может, спросим у них?

Кислицын явно не знал занятий Беликова и Немова, оттого он замялся на месте и неловко поправлял смокинг. Беликов, поглощенный Алисой, отвечал с выражением.

— Эта мера охранительная и служит безопасности. Нотификация — проверка любого электронного устройства на возможность терроризма или шпионства, если говорить кратко. Каждое устройство, которое может быть опасно, мы не допускаем к ввозу или вывозу из страны…

— Тогда, Василий, пояснишь мне без деталей, что считать устройством, подходящим под нотификацию? — продолжал Кавалергардов.

— Долго, Дмитрий!

— Ну в двух словах. Это ведь сфера безопасности. А нам всем бы хотелось узнать… раз Егор не хочет рассказывать…

И Беликов снисходительно отвечал:

— У нас этим тоже целый отдел занимается. Поэтому я лишь в общих чертах знаю, что да как.

— Удобно, что работники ваших отделов не ходят по балам. Но я не боюсь уморить дам, как господин Кисли́цын, и расскажу. Единого мнения, что подлежит нотификации, нет в природе! Всякий эксперт вам скажет разное, а таможня может вдруг признать, что вам нужно нотифицироваться, и вы с этим ничего не сделаете. Мало того, таможня руководствуется следующим негласным правилом: если устройство может подключаться к сети Вай-Фай, оно подлежит нотификации. Представьте, Елена, мой умный холодильник угрожает безопасности России, может быть использован в качестве шифровального оборудования! Это ведь терроризм! А значит, пора обратиться за разрешением к ФСБ. Обязательно заранее. К тому же на каждую партию. Вас утомило? Но представьте, как это утомило, например, маленьких производителей инновационной электроники. Для больших-то нет проблемы с юристами, бумагой, волокитой. Поэтому у нас почти все дельные стартапы открывают производство в Китае. Сделал продукт и отправил по почте в Европу спокойно без всяких разрешений. И у ВАС в "Сколково", — обращался он к Загурскому, — также с Китаем советуют: открывайтесь там, там легче. Может, вам этим заняться, Егор?

Кавалергардов закончил. Глаза его горели, а на лице Елены проступила печаль, которую можно видеть у русских барышень при патриотических разговорах.

— Вы сгущаете краски, Дмитрий, — игриво отвечал Кислицин. — Я вот был на производствах в Китае, у них там тоже свои проблемы, мы с министром командировались. Тоже, знаете ли, и сырье не то, что у нас, и ограничения присутствуют. А вот в США, вы знаете, как строго?

Кавалергардов вспыхнул и грозно перебил его:

— Вы же сейчас не в министерстве, а все общие фразы! Похоже, что вы проиграли…

— А мы играли разве? — вопросил Кислицин. — Ведь я работаю на благо родины. И это вовсе не игра.

— Уступаю вам, — небрежно ответил Кавалергардов, — но только за тем, что не хочу слышать о Зимбабве вместо России. Лучше сразу оставить.

Кислицын что-то отвечал по-доброму, и все засмеялись. После два этих джентльмена отошли и вернулись в привычный круг министерских чинов. Дмитрий напряженно молчал.

Беликов, чтоб о чем-то говорить, начал наводить досье Кислицына:

— Да этот Егор уже и помощником депутата побыл, и директором ассоциации какой-то модной. Так что он как будто только и ждет теплое место. Как будто для него уже все схвачено.

— Туда ему и дорога, — едко заметил Кавалергардов, — несет ерунду, и сам не знает о чем.