Уж нам было пора, а я не шел. Смотрел на пену реки. Все разъехались. Оставались только я, капитан и Ай-Херел. Он тянул меня, тянул, будто торопился скрыться. Я поддался. Когда мы проходили мимо, чабан закончил говорить, скинул тулуп на землю, достал нож и склонился над черным конем.
Я ничего не понял и спрашивал растерянно: «Что это он?»
«Мясо», — отвечал Ай-Херел, глядя в сторону.
Мы ушли. По дороге я тогда подумал: «Это ведь совершенно чужой край, у них свои порядки». А поймав себя на этой мысли, тут же вспомнил, что был-то я в России. Да уж… мы, русские, удивительно легко миримся со злом. Особенно когда оно нас не касается.
Все стояли завороженные. Дмитрий закончил рассказ.
Глава 5
Он говорил минут десять. Никто его не прерывал. Новые гости собирались вокруг на звук уверенного голоса, в котором можно было услыхать и степной ветер, и плеск Енисея. И те, кто были сначала, и те, кто подошел в середине, теперь рассыпались по зале с лицами растерянными.
Министры нависли над колоннами мрачно, и дамы молчали. В глазах Елены была влага, и она заговорила невольно, как в трансе:
— Неужели в мире есть такие варвары…
Полная Анетта Степановна взволновалась, и Лука Пальцев взял ее за руку, пока никто не видал. А муж ее Леон Соломонович тем временем кинулся всех успокаивать: «Ну что вы, что вы, это же только история. Может, этого и не было никогда. А если и было, так что ж, Россия вон какая большая, великая страна!..»
Всем сделалось от этого неловко.
Видя смятение жены, Кардов встал напротив Дмитрия, скрестив руки.
— Вы могли бы и не рассказывать такую злую выдумку, — не в силах сдержать злости прошипел он.
— Меня просили что-то необычное… — отвечал тот спокойно.
— Всякой вещи свое время! Ваша история неуместна, Дмитрий! Дамы погрустнели, а этого не пристало! — поправляя белый мундир, выговорил Кардов жестко.
Ненависть прошла электрической искрой по телу Дмитрия.
— Эта история прежде всего выставляет в невыгодном свете меня. А все же я рассказал ее. Быть может, послушаем вашу невыгодную историю, Кардов? Скорее, она окажется полна веселья и дамы будут хохотать.
Кардов закусил губу:
— У меня нет невыгодных историй, юноша! И впредь прошу сменить тон… — начал он было, расправив спину и будто нависая над Дмитрием. Но тот громко захохотал, и смех этот был не истерический, не приятельский, а самый что ни на есть злобный. Все, пораженные, уставились на Дмитрия.
— Вы ведь не на службе, чтоб приказывать, — прорычал Дмитрий, смеясь. — И я бы предпочел слушать истории, чем ваш пустой треп!