– Ах, бессовестный! – раздался откуда-то сверху громкий сварливый голос. – Тебе, тебе говорю! Думаешь, за кустик присел – тебя и не видно! Весь двор загадили! То собак здесь гуляют, то сами… А тут дети бегают! Пенсионеры тут отдыхают! Вот я милицию позову!..
На балконе пятого этажа стояла растрепанная старуха, потрясая воздетыми в зенит кулаками и близоруко прищурившись. Она кричала громко и с удовольствием, обращаясь не только к мужику за кустом, но заодно ко всему белому свету. В другой раз, конечно, ей бы пришлось услышать в ответ пару ласковых фраз – Мисюня на это был мастер. Но теперь ему было совсем не до того. Подхватив свою сумку, бомж кинулся прочь, оставив зловредную бабку орать в одиночестве.
***
Лишь у себя «на даче», в полуразрушенной двухэтажке почти что на самой окраине, Мисюня рассмотрел и сумку, и деньги спокойно. Собственно, его добычей и были лишь сумка да деньги – больше там не было ничего. Ни спортивных штанов, в которых так удобно слоняться по поезду, ни домашней еды в аккуратных кульках, ни коньяка, ни водки, ни пива. Впрочем, тужить об этом не приходилось – при таком количестве денег да мечтать о халявной похмелке? Да тьфу!
Бомж схватил пачку долларов и сунул в карман. Так, теперь разгуляемся! Сумку вот только спрятать куда-то… Только куда?
Весь свой нехитрый скарб Мисюня хранил на виду. Кому он нужен, кроме него? Да и в жилище это никто не совался. Домишко был аварийным, ступени лестниц угрожающе скрипели и прогибались, стены шатались. Пол в одном месте, на втором этаже, который и занял новый жилец, сгнил до того, что вот-вот был готов провалиться. Окончательно разрушить развалину у городского начальства руки не доходили, а все окрестные жители, включая детей, напуганных заботливыми родителями, обходили опасный дом за версту. Так что Мисюня был его полновластным хозяином и непрошенных гостей, в общем-то, не боялся. И все-таки… Все-таки…
Одно дело оставить без присмотра старый матрац или стоптанные сапоги, и совершенно другое – сумку с деньгами. Даже при полной гарантии, что в жилище никто не войдет, так вот просто швырнуть на пол целое состояние и уйти похмеляться… Нет! Невозможно!
Бомж весь извелся, пока не придумал засыпать сумку осколками кирпича. Отошел на пару шагов, посмотрел. Вроде не видно. Еще посмотрел. Спустился по лестнице и вернулся посмотреть еще раз. И только тогда, изругавшись сам на себя, наконец, покинул развалины.
***
– Значит, бомж, говоришь?
– Да, Пал Петрович, бомж натуральный. Небритый, морда опухшая, грязный весь. Простите, я-то ведь отрубился. Очухался – он сумку уже поволок. А я и встать не могу, башка кружится, весь словно ватный…
– Не волнуйся, Колюня. Тебя не виню. А бомжа мы найдем. Тесен мир, особенно здесь, в нашем городе. Сейчас Романыч зайдет, опишешь ворюгу подробно, как сможешь. Из-под земли откопаем.
– Пал Петрович… А как там ребята?..
– Ребятам, братишка, Царство Небесное… В раю они оба.
– Эх, вона как…
– А водила пьяный, что вас подшиб, их скоро догонит. Так что лечись, не парься. Давай выздоравливай. Доктора все проплачены. На-ка тебе фруктиков на поправку…
***
Труся к магазину, Мисюня в уме вычислял, сколько портвейна можно купить на одну бумажку в сто долларов. Выходило безумно много, так много, что Черныш, наверно, нахлещется до смерти.
– Стоп, – оборвал свои мысли Мисюня, – а при чем тут портвейн? Я же богач! Возьму водки. Или нет, коньяка! Как когда-то! И на закусь чего-нибудь вкусного. Что там идет под коньяк? Шоколад, сыр, лимоны… Так, сто долларов – это будет в рублях примерно…
Ага, в рублях и примерно. Бомж звонко хлопнул себя ладонью по больной голове. Разбежался, богач, в гастроном за портвейном! Да кто ж у тебя там баксы возьмет? Эх, и чего им на русских деньгах не живется! Оборзели совсем! Вот с нашей бы тысячкой – тоже зеленой – заходи в любой магазин. А доллары – шиш! Сначала иди обменяй, а то натурально с голоду сдохнешь. Только вот где их меняют? В банке, наверное?