Женщины вдвоем затащили пострадавшего в дом, смыли кровь и перевязали дурную башку. Пробовали даже раздеть перепачканного брательника, но потом плюнули и положили на диван прямо так, стащивши только ботинки. Теперь Сашка спал себе, сотрясая избушку молодецким храпом и иногда бормоча что-то невнятное. А Лида сломалась. Схватилась за сердце и села прямо на кухне на пол.
Наташа знала, что дочка получила в наследство от матери не только характер и внешность, но и больное сердце с гипертонией. Переживания последних часов совсем выбили ее из колеи, тем более что за годы жизни в собственной благополучной семье от стрессов, подобных последнему, Лида успела отвыкнуть. Слава Богу, в аптечке бабушки Симы оказался весь арсенал первой помощи. А Наталья, не один год проработав в больнице, в лекарствах маленечко разбиралась. С ее помощью Лидия Александровна вскорости оклемалась, и теперь оставалось лишь уложить ее спать. Но сначала, хочешь не хочешь, нужно было выслушать все, что накипело у страдалицы на душе. Из Наташи, наверное, мог бы получиться неплохой психотерапевт – она понимала, что успокоить можно просто сочувствием и молчанием. А поэтому слушала и кивала, отчаянно тараща словно засыпанные чем-то глаза и подавляя зевки. Встать и уйти она не могла.
– Сашка, скотина, – заунывно продолжала Лидия Александровна. – Ах, негодяй, алкоголик…
Наконец Наталья не выдержала и опустила отяжелевшую голову. Сашка, конечно, подлец, но и она не железная.
Проспала Наташа, наверное, всего пару – тройку минут и проснулась оттого, что Лидины причитания неожиданно прекратились. По крайней мере, это было первое, что она осознала, проснувшись. Пьяный Санек по-прежнему булькает за стеной, а Лида вдруг замолчала, и не просто уставши от жалоб или заметив, что аудитория спит. Замолчала она резко, буквально на полуслове. Словно бы испугавшись чего-то. И только потом до слуха дошел скрип входной двери.
Сон слетел прочь, словно на Наталью плеснули холодной воды. В душе всколыхнулась волна безотчетного страха. Вот сумасшедшие! Дверь не закрыли! Мало ли кто тут шляется по ночам! Самый край города, за забором чистое поле. Укокошат за милую душу, и никто не найдет! Она вскочила со старенькой табуретки и лихорадочно огляделась в поисках хоть чего-то тяжелого или острого. Лида тоже уже стояла, молча уставившись на дверцу, ведущую в сени. Там прогремели шаги, и в кухню вошел средних лет худощавый мужчина. Был он одет во все какое-то очень уж новое, и голова едва обросла после стрижки «под ноль». Пришелец быстро и цепко окинул комнатку настороженным взглядом, холодно улыбнулся, обнажив коричневатые зубы, и хрипло проговорил:
– Ну, че, блин, картина Репина «Не ждали»?
Лида привычным жестом схватилась за сердце, а Наташа осторожно потянулась за лежащим на столе хлебным ножом.
Глава 8
Незнакомец искоса глянул на руку Наташи, подбиравшуюся к ножу, и презрительно сплюнул сквозь зубы. Этот металлической взгляд словно пригвоздил руку женщины к крышке стола и заставил сердце неровно забиться где-то у самого горла. Она поняла, что вдвоем им этого бандита не одолеть. Даже будь в руках автомат, вопрос бы и то оставался открытым. Слишком много в этом человеке было наглой уверенности, и слишком редко Наталье доводилось поднимать на кого-либо руку. Практически никогда.
Словно угадав ее мысли, мужчина опять обнажил гниловатые зубы в ухмылке и снисходительно бросил:
– Не бойся, красавица. Не обижу. Пока…
А потом перевел взгляд на Лидию и продолжил:
– Ну, здравствуй, сестричка. Мать-то где? Спит, что ли?
– Паша, – устало ответила Лидия Александровна. – Мама умерла вчера утром…
– Да… Вовремя я откинулся… – угрюмо пробормотал мужик, приседая на табуретку. – Эх, мама, мама…
И как-то по-детски вздохнул, опуская глаза.
Наверное, половину всей своей жизни Пашка провел в заключении. Первый раз загремел сразу же после школы, как раз перед армией. Тогда, уже ожидая повестки из военкомата, как и многие в такой ситуации, Павлуха решил погулять напоследок по-настоящему, словно предстояло ему очутиться в казарме не на пару годков, а на всю жизнь и безвыходно. Вот и гульнул.
Хулиганом он был вообще-то всегда. Благо дома находилось над кем издеваться – младший братишка, Сашок, существо безответно-аморфное, сносил от старшего все и не ябедничал. А за пределами дома Пашка быстро сообразил, что люди опасаются наглости, поскольку считают – раз человек наглеет, значит, ничего не боится, то есть имеет за собой реальную силу. С другой стороны, вокруг него довольно скоро образовалась компания таких же любителей безнаказанных приключений, которые эту реальную силу и составляли. А попробовав раз от души позабавиться, остановиться не просто.
Удивительно то, что подростковая шайка очень легко обросла такими ужасными слухами, что сверстники и даже ребята постарше, вместо того, чтобы набить им морды по одному или хотя бы пожаловаться родителям, безропотно сносили побои и унижения. И в этой атмосфере молчаливого страха одних и безнаказанности других из щенков постепенно вырастали шакалы. Шакалы наглые и расчетливые, прекрасно знающие, кому можно показывать зубы и перед кем поджимать хвосты.