— Я только хотел убедиться, что все это мне не приснилось!
Мери, еще совсем голая, склонилась к нему, чтобы поцеловать.
Потом быстро поднялась — куда быстрее, чем хотелось, — и стала облачаться в солдатскую форму с удвоенной скоростью. Любовник последовал ее примеру, все его мысли так перепутались, что он не смог бы ни обнародовать их, ни выяснять что бы то ни было. Тем более что пришла пора получать у командира новые приказания, то есть идти в штабную палатку. Мери впилась в него решительным взглядом и процедила сквозь зубы:
— Только попробуй сказать об этом кому-нибудь хоть словечко, Никлаус, своей рукой тебя прикончу!
В первый момент Ольгерсен решил, что подруга шутит, но увидев, насколько серьезно выражение ее лица, ответил уже не таким легкомысленным тоном, каким собирался:
— Не такой я дурак! И потом… от этого слишком много потеряли бы армия вообще и я в частности. Хм, я, пожалуй, все же больше… Пока твое поведение в бою заставляет верить, что у тебя есть яйца, а не груди, хотя после боя все оказывается совсем наоборот, твой секрет останется в неприкосновенности. И наша дружба тоже. — И вышел из палатки — побриться.
Мери на минутку задержалась, потянулась всем телом и подумала, что не зря открылась ему…
Начавшийся день оказался неимоверно трудным: согласно полученному на рассвете очередному приказу, им следовало передислоцироваться ближе к передовым позициям, а для огромного числа раненых тронуться с места означало верную смерть. Впрочем, если бы их оставили тут, но без врачей, это привело бы к тому же результату. Под нажимом Никлауса и некоторых других сержантов и после долгих переговоров лейтенант выторговал, наконец, право разделить своих людей на две группы. Хватит и того, что вчерашняя битва так сильно проредила численный состав формирования! Большая часть, как только разберут палатки и уложат вещи, пойдет впереди, а второй обоз — с ранеными и всем, что им может понадобиться в дороге, — присоединится к авангарду завтра. Это позволит лекарям малость подкрепить силы раненых, способных хоть как-то передвигаться.
Никлаус спросил, не хочет ли кто-нибудь добровольно остаться в арьергарде, побыть еще денек на старом месте. Мери без колебаний вызвалась, радуясь возможности хоть немножечко отдалить этот ад.
Она помогала товарищам нагружать повозки первого эшелона. Лагерь потихоньку вымирал, на месте палаток, командных пунктов и походных мастерских скоро не останется вообще ничего, кроме полевого лазарета и нескольких биваков близ огня, который добровольцам было поручено поддерживать. Им оставят провизию и боеприпасы, а затем человеческий караван тронется в путь…
Мери с Никлаусом, чувствуя облегчение, долго смотрели ему вслед.
Когда спустилась ночь, Никлаус, прежде чем согласиться выслушать историю Мери, сполна насладился ею самой. Подруга радовала, удивляла, восхищала его, и восхищение это росло с каждой минутой. Они сплачивались все теснее, и Никлаус в мыслях благодарил свою интуицию, подтолкнувшую его спасти солдата Рида.
Назавтра потребовалось добрых десять часов, чтобы добраться до нового места дислокации, находившегося в пятнадцати лье от прежнего лагеря. Двоюродный брат Ольгерсена старался сохранить тех из своих подопечных, которых ему удалось сберечь в течение ночи.
— Чтоб они были прокляты, эти приказы! — возмущался хирург. — Очень мне надо было зря задницу рвать, людей спасая!
Никлаус не спорил, да и как тут поспоришь? Вот хоть этого парня взять, который несколько раз прикрывал его на передовой, — он тоже попал в число тех, кого следовало принести в жертву, бросить на произвол судьбы! Сержант переживал, глядя, как парню ампутируют ногу, как несчастный борется с лихорадкой… Теперь он вряд ли сможет сесть в седло… Как и другие, если выпутается из этой передряги, несколько недель спустя окажется в Бреде, в госпитале. Несколько недель… Хватит времени, чтобы потерять еще многих товарищей!
— Что за скверное дело — эта война! — проворчал Ольгерсен, выплевывая комок жевательного табака на дорогу.
Они с Мери ехали бок о бок, и у обоих глаза были обведены темными кругами от бессонницы — одной на двоих.
— Ну а что ты собираешься делать после нее? — спросила Мери.
— Не знаю пока… Может, и впрямь искать сокровища! — вроде бы пошутил он.
— Хм… А если мне не захочется делить их с тобой?