— Ах, ты и есть Рид! — воскликнул приветливый и восхищенный таким знакомством писарь.

Слава о ней явно опережала ее саму. На громкое имя тут же откликнулся и сержант:

— Ольгерсен тебя ждет. Знаешь, где его найти?

Удивленная Мери покачала головой. А сержант добавил:

— Зная, какой ты доблестный служака, я сразу понял, почему он перевел тебя к нам, только не думай, что тут ты сможешь вытворять все, что захочешь! Ольгерсен любит дисциплинированных подчиненных и радуется смелым поступкам только тогда, когда это не грозит опасностью кому-то из его людей.

— Постараюсь запомнить ваши советы, сударь, — заверила старшего по чину раздосадованная Мери и, откланявшись, сразу же отправилась к казарме, которую Никлаус указал ей при первой встрече. Начальник он ей или кто, но пусть объяснит, что происходит!

Ольгерсен, когда она заглянула, брился. Фламандец просиял, едва увидел Мери.

— Сюда, сюда, Рид! — позвал он, аккуратно снимая лезвием кинжала с подбородка мыльную пену.

Он никогда не доверял этим чертовым цирюльникам, которые, чуть икнешь, непременно тебя всего окровавят. И полагал, что у кузена хватает дел и без того, чтобы его брить.

Мери направилась к нему, на мгновение дрогнула, увидев, как играют мускулы на его голой до пояса спине, но сразу собралась и спросила не слишком любезным тоном:

— Почему ты не сказал мне, что сержант?

Ольгерсен и бровью не повел, продолжая скоблить щеку.

— Какой был смысл говорить тебе о том, что и так сразу же видно? А, Рид?

Мери, поставленная лицом к лицу с совершенно очевидным фактом, почувствовала себя полной идиоткой: как же она сразу не поняла, она же видела его в сержантском мундире! Господи, да что с нее возьмешь, если он сразу, сам по себе, так ослепил ее! Она так разволновалась, что не обратила внимания на форму.

— А я все думал, отчего это ты такой храбрый? Вот теперь знаю: от подслеповатости и чрезмерного упрямства! — снова стал подшучивать над ней сержант Ольгерсен, вынуждая окаменевшую Мери прервать молчание.

— Ну и насмехайся, если хочешь! — вымолвила она наконец. — Твои речи и твоя манера себя вести вполне могли ввести меня в заблуждение…

Никлаус вытер подбородок полотенцем, снимая последние ошметки мыла. Он повернулся к Мери лицом, и та увидела его торс — весь в шрамах от многочисленных ранений. А потом он пожал плечами и потянулся за рубашкой, которая досыхала на веревке.

— Я такой, какой есть, — ответил он просто. — Конечно, мои люди должны уважать меня, но я вовсе не считаю, что нашивок достаточно, чтобы тебя слушались. Уважение, Рид, оно — как доверие, его надо заслужить, завоевать. Зови меня сержантом, как остальные, но помни, что, когда мы наедине, то на равных.

Мери кивнула, он все больше волновал ее. Мало того, что вблизи Никлаус казался еще красивее, он еще был чертовски умен. Ольгерсен между тем, словно желая окончательно ее покорить, объявил, обводя рукой палатку:

— Если тебе, солдат Рид, нужны еще доказательства, знай, что у моих людей и без тебя места маловато, еле помещаются, а потому ты будешь спать тут.