— Какое дело?
— Уничтожить труп, который узурпатор положил в гробницу вместо твоего отца. Этот незнакомец, может и раб какой-нибудь, не должен занимать место, принадлежащее Тети, и осквернять своим нечестивым телом гробницу Сынов Солнца. Пойдем, Миринри.
— Это бесчестье будет искуплено, — произнес юноша, содрогнувшись от гнева. — Мало того что Пепи украл у моего отца царство, он еще над ним и насмеялся. Я изрублю в куски тело того, кто лежит в этой гробнице вместо фараона, и он не пройдет Аменти и не займет своего места среди осиянных предков.
Жрец долгим взглядом огляделся вокруг и направился к стене, где в одной из ниш что-то тускло поблескивало.
— Они положили его сюда, — сказал он.
Саркофаг располагался в одной из ниш, чуть выше черной мраморной плиты, на которой грудой лежали венки из клевера, из белых и голубых лотосов, а рядом с ними маленькие кучки зерна и муки, кусочки вяленого мяса и продолговатые сосуды с молоком, вином и благовониями. Он был чрезвычайно богат, сделан из цельного куска арабского дуба и украшен тончайшей резьбой, изображавшей победу Тети над ордами халдеев, отделан золотом и драгоценным жемчугом и ярко расписан. Верхняя часть саркофага, выточенная в форме головы, по обычаю должна была в точности повторять черты того, кто находился внутри.
Миринри с пренебрежением смахнул цветы и подношения, забрался на мраморную плиту и, взяв в свои сильные руки саркофаг, опустил его на землю.
— Эта голова похожа на голову моего отца? — взволнованно спросил он.
— Да, — ответил Унис.
— И глаза как у него?
— Их воспроизвели очень точно.
Миринри посмотрел на старика, потом на голову, потом снова на жреца и удивленно взмахнул рукой.
— В чем дело? — нахмурившись, спросил Унис.
— Это лицо до странности похоже на твое. И в глазах тот же сумрачный блеск.
— На свете много похожих людей, — сухо ответил жрец. — Открой саркофаг, я хочу посмотреть, кого они туда положили.
Миринри просунул кончик меча между половинками саркофага и мощным усилием поднял крышку. Тотчас же стала видна мумия. Это был человек высокого роста, лицо которого было до неузнаваемости изуродовано двумя длинными, наскоро зашитыми ранами. Тело его было завернуто в златотканые пелена, расшитые драгоценными камнями, по большей части изумрудами, ногти на руках и ногах тоже вызолочены.
— Этот человек — мой отец? — спросил Миринри.
— Нет.
— Ты в этом уверен, Унис?
— Я слишком хорошо его знал, чтобы обмануться.