— Расскажи, чтобы я уснул. Твой голос как музыка, в нем и трепет систры, и нежные звуки флейты и арфы. Мне кажется, что ты меня укачиваешь… Говори, говори, красавица Нефер!

— Красавица! Ты меня уже в третий раз так назвал. Интересно, завтра ты будешь это помнить?

Миринри неопределенно махнул рукой и не ответил.

— Однажды царевич Сотни увидел на улице Мемфиса прекрасную Тбоубои, дочку верховного жреца, и воспылал любовью к ней.

— Кто? Жрец?

— Нет, Сотни, сын фараона.

— Продолжай…

— Уверенный в своей власти, он воспользовался тем, что жреца не было дома, и отправился к девушке…

Нефер оборвала рассказ. Миринри ее больше не слушал. Он спал глубоким сном, подложив руку под голову и улыбаясь. Нефер встала. Ата, Унис и эфиопы, уютно свернувшись на шкурах, тоже спали. Она властным жестом указала танцовщицам и музыкантшам на бронзовую дверь мастабы и, когда они скрылись в подземном коридоре, быстро наклонилась над Сыном Солнца и прижалась губами к его лбу. От этого прикосновения у нее по телу прошла дрожь.

— Не об этом я мечтала, — сказала она, вдруг отпрянув назад. — Сердце мое не дрогнуло, оно молчит. Но почему? Ведь я люблю сильного и отважного сына великого царя! Я его поцеловала, как мать целует сына или как сестра — брата.

Входная дверь заскрипела, и Нефер быстро вскочила на ноги. В конце зала между колонн возникла фигура человека: это был старый жрец.

— Спят? — спросил он.

— Все заснули, — ответила Нефер, мрачно на него покосившись.

— Тебе удалось его подчинить?

— Пока не знаю.

— Ты его околдовала?

— Откуда мне знать?

— Так хочет Пепи.

— Царь Египта волен убивать своих подданных, если ему так нравится, но он никогда не получит власти над сердцами! — резко сказала Нефер.

— Значит, он тебя не полюбил?