— Я пью, — отвечал Миринри, которому вдруг стало ужасно весело. — Я пью за свет твоих глаз.

Казалось, он позабыл о своей царевне и никого не видел перед собой, кроме Нефер.

А музыка все звучала, и танцовщицы крутили свои пируэты, искусно играя легкими покрывалами и шарфами, давно снятыми с бедер. Взрывы смеха мешались с легкими переборами мандол, звоном систр и звуками одинарных и двойных флейт.

Нефер не отрывала взгляда от глаз Миринри, словно хотела его загипнотизировать, как змея гипнотизирует птицу, чтобы и он тоже не смог освободиться от ее чар.

— Ты жжешь мое сердце, Нефер, — вдруг сказал он. — Не смотри на меня так, у тебя в глазах горит какой-то странный огонь, и он разъедает тот образ, что впечатан в мою душу.

— Видение?

— Да, постоянное видение.

— Юная царевна?

— Да кто же ты, если все угадываешь?

— Я же сказала: я колдунья.

— А! И правда, а я позабыл.

— Почему ты не хочешь, чтобы я на тебя смотрела?

— Сам не знаю…

— Ты боишься, что огонь моих глаз сожжет и уничтожит образ той девушки?

Вместо ответа Миринри взял в руки чашу, только что наполненную Нефер, и заглянул в нее.

— Что ты там высматриваешь? Боишься, что я подмешала в вино какое-нибудь зелье?

— Нет, мне показалось, что на дне чаши я вижу глаза, не похожие на твои, и эти глаза на меня смотрят.

— Налей сверху еще вина, и ты их больше не увидишь, — сказала Нефер, быстрым движением снова налив в чашу вина. — Ну вот, они исчезли.