— Ты увидишь, как он раскроет свои тысячелетние лепестки, — ответил жрец.

До пирамиды, которая, как мы уже говорили, была призвана служить усыпальницей для династии, основанной Тети, было недалеко. Ее внушительная громада высилась в полумиле от статуй, достигая в высоту ста пятидесяти метров.

Все пирамиды, воздвигнутые разными династиями, правившими в Египте до Рождества Христова, имели огромные размеры. Многие из них разрушили, используя как материал для застройки Фив и других городов, возведенных после славного Мемфиса, однако многие сохранились до наших дней. Самые знаменитые и посещаемые из них — пирамиды Хеопса, Хефрена и Микерина (Менкаура), самые высокие из известных, каждая площадью около пяти гектаров и высотой от ста сорока до ста сорока шести метров.

Подсчитано, что, для того чтобы соорудить эти усыпальницы, потребовалось 250 кубических метров материала на каждую! А сколько стоило такое строительство и сколько рабочих было в нем задействовано, сказать невозможно. Из египетских папирусов известно только, что на строительство пирамиды Хеопса было потрачено четыре миллиона египетских талантов и еще десять ушли на чеснок, петрушку и лук, составлявшие тогда основу питания неутомимых работников, набранных, по соображениям экономии, из военнопленных.

Как мы уже говорили, пирамида, построенная Тети, не могла соперничать с тремя вышеупомянутыми, но все же была так велика, что заставила бы покраснеть (будь это возможно) высочайшие современные здания и даже те двадцатиэтажные высотные дома, что строят теперь северные американцы. Лестница в девять метров шириной, что составляло общепринятый для всех пирамид размер, вела на вершину, где по правилам, как и на всех пирамидах, должна была находиться небольшая площадка.

Унис, видимо когда-то бывавший в этой огромной усыпальнице, быстро направился к двум гигантским сфинксам, которые, как часовые, были поставлены у бронзовой двери, сужавшейся по косякам, как было принято у древних египтян. Несколько секунд он внимательно осматривал дверь, словно хотел удостовериться, что замок не взломан, потом вынул из складок длинного платья ключ весьма странной формы, похожий на свернувшуюся змею, и вставил его в скважину в виде лепестка лотоса.

— Откуда у тебя этот ключ? — спросил Миринри, на которого удивительные вещи сыпались как из рога изобилия.

— Мне его отдал перед смертью твой отец, — лаконично ответил жрец. — Случись тебе умереть, где тебя похоронить? Не закапывать же фараона в песок…

— А мой отец не покоится там, внутри…

— Когда ты завоюешь трон, принадлежащий тебе по праву, он заснет вечным сном в этих исполинских стенах.

Жрец толкнул массивную бронзовую дверь, зажег принесенную с собой маленькую глиняную лампу, высекая яркие искры двумя черными камушками, и, обернувшись к юноше, сказал:

— Поскольку твоего отца уже нет на свете, тебе положено войти первому.

Миринри с видимым волнением шагнул через порог и вошел в усыпальницу, где было суждено покоиться всем членам его династии. Здесь, точно так же как и в громадной пещере, где хранилось сокровище, пахло сыростью и плесенью, но воздух, возможно проникавший сюда сквозь множество невидимых отверстий, был не таким удушливым, и путники спокойно могли двигаться вперед.

В массивных стенах виднелось множество квадратных ниш, предназначенных для саркофагов, а внизу под каждой нишей располагалась черная мраморная доска для подношений умершему, поскольку он не должен был страдать от голода, пока идет по Аменти,[40] чтобы достигнуть царства Осириса, или «тайной области», территории наслаждений. Но Униса интересовали не эти ниши, кстати говоря, почти все пустые, а уж Миринри и подавно. Жрец беспокойно искал большой камень посередине пирамиды, в котором был скрыт знаменитый цветок Осириса.

Лампа светила слабым, неверным светом, а усыпальница была темна и велика, и ему пришлось пройти не одну сотню шагов, прежде чем он нашел то, что искал.

— Вот он, — раздался наконец его голос.

В бледном круге света появился большой куб из белого камня, на вершине которого размещалась статуя Тота, бога-ибиса.

Унис подошел и поворошил рукой горку растений, набросанных на вершину куба. Там были белые и голубые лотосы, хризантемы, пучки клевера, сельдерей и сушеные арбузы, все еще сохранявшие зеленую окраску. Жрец порылся в углублении, извлек из общей кучи какой-то чахлый стебелек и с торжеством показал его юноше.

Этот стебелек, который через много тысячелетий заставит изумиться европейских и американских ботаников и который назовут цветком воскресения, нашел однажды какой-то бедуин на груди царевны из рода фараонов и в 1848 году подарил его доктору Деку. Древние египтяне именовали этот цветок цветком Осириса.

Стебелек был тоненький, с пожелтевшими от времени, совершенно высохшими бутонами.