— Эй, ты что, позабыл, что ты мусульманин? — рассмеялся Метюб.

— Ну, значит, клянусь бородой пророка!

— И что ты думаешь предпринять?

— Если я донесу на эту женщину, что она христианка, она должна будет принадлежать мне, — сказал поляк.

— Не думаю, что Хараджа с этим согласится, капитан.

— Горе ей, если задумает убить пленницу! — угрожающе рявкнул Лащинский.

— Ха! — хитро осклабился турок. — Тебе что, так нужна жизнь этой христианки?

— Я не обязан тебе объяснять, капитан.

— Ну и не надо.

— Где эта женщина?

— В третьей каюте по левому борту.

— Мне надо ее увидеть.

— Я не получал приказа тебе это запрещать, — сказал турок. — Но помни: ты не должен к ней прикасаться или прибегать к какой-нибудь грубости.

— Дьявол бы тебя побрал, пес турецкий, — прошептал поляк, уходя. — Будьте вы все прокляты, вместе с вашим Магометом!

В мрачном расположении духа он спустился по лестнице и сделал часовым знак отойти. Ключ торчал в замочной скважине, он повернул его и вошел в каюту:

— Вы позволите, синьора?

Герцогиня сидела на диване возле окна, выходившего на корму, погрузившись в свои мысли. Глаза ее пристально глядели в море, и, судя по слезам, блестевшим на длинных ресницах, мысли эти были невеселые.

— Синьора, — повторил поляк, решив, что она его не расслышала из-за шума волн, бившихся о корабль.

Герцогиня и теперь не пошевелилась.

— Да будь она неладна, эта борода пророка, и все турчанки, вместе взятые! — крикнул капитан, начав сердиться. — Сколько можно повторять? Я вам не раб какой-нибудь!